История афонского русского схимника Панкратия
Признаюсь по совести, что, кроме старца, о котором я говорил в начале письма, с изумлением смотрю здесь на одного русского схимника, Панкратия, который уже шесть лет страдает ранами на ногах, и в такой степени, что сердце обливается кровью, если смотреть на его Иовы страдания.
Отец Панкратий, в миру Парамон, был господский человек. В детстве его жестокая госпожа водила его босиком в глубокую осень, когда уж снег и леденица покрывали землю, и тогда как ему надобно было постоянно оставаться в поле в одной рубашке, Парамон ходил за господскими гусями и утками и до самой юности страдал жестоко.
Суровая госпожа его готова была высосать из него самую кровь. Бедный отрок не вытерпел: он тайно убежал от своей барыни, и во что бы то ни стало решился выбраться за границу, и ушел за Дунай, где несколько времени оставался в услужении русских, тоже перебежавших за границу.
Случай прихода Панкратьева на Святую Гору Афон странен, он был задушевным другом одного из малороссов, который почему-то удавился. Чувствительный Панкратий был сильно тронут и поражен вечною потерею сердечного друга: он пламенно молился Богу о помиловании несчастного и, видя, как суетна мирская жизнь, бросил ее и удалился на Святую Гору.
Здесь, на Афоне в Русике, нашел он желаемое спокойствие духа, несмотря на то что нога его уже сгнивала от ран, которые были следствием жестокой простуды. Впрочем, как ни ужасны страдания отца Панкратия, он ликует себе и часто даже говорит мне:
- Поверь, что я согласен сгнить всем телом; только молюсь Богу, чтоб избавил меня от сердечных страданий, потому что они не выносимы.
- Я на тебя иногда смотрю и жалею тебя: ты бываешь временем сам не свой от внутренних
волнений.
- Ох! Если сердце заболит - бедовое дело! Это адское мучение; а мои раны, будь их в десятую более, - пустошь: я не нарадуюсь моей болезни, затем, что по мере страданий утешает меня Бог. Чем тяжелее моей ноге, чем значительнее боль, тем и веселее, оттого, что надежда райского блаженства покоит меня, надежда царствовать в Небесах - всегда со мною. А в Небесах ведь очень хорошо! - с улыбкой иногда восклицает Панкратий.
- Как же ты знаешь это? - спросил я его однажды.
- Прости меня, - отвечал он, - на подобный вопрос я бы не должен тебе отвечать откровенно; но мне жаль тебя в твоих сердечных страданиях, и я хочу доставить тебе хоть малое утешение моим рассказом.
- Ты видал, как я временем мучусь: ох, недаром я вьюсь змеей на моей койке; мне бывает больно, больно тяжело - невыносимо! Зато что бывает со мною после - это знает вот оно только, - таинственно заметил Панкратий, приложив руку к сердцу. - Ты помнишь, как я однажды, не вынося боли, метался на моей постельке и даже что-то похожее на ропот вырвалось из моих уст?
Но боль притихла, я успокоился, вы разошлись от меня по своим келлиям, и я, уложивши мою ногу, сладко задремал. Не помню, долго ли я спал или дремал, только мне виделось, и Бог весть к чему... Я и теперь, как только вспомню про то видение, чувствую на сердце неизъяснимое, райское удовольствие и рад бы вечно болеть, только бы повторилось еще хоть раз в моей жизни незабвенное для меня видение. Так мне было хорошо тогда!
Что же ты видел? - спросил я отца Панкратия.
Письма святогорца Часть II
Иеросхим. Сергий Веснин. Письма святогорца.
1844 г., Афон Русский монастырь |