Абуна Паизи

И эти простодушные люди, понимая великую любовь старца  Паисия, в которой не было никакой личной выгоды и корысти, любили его сверх меры. Каждый раз, когда к ним приходил их любимый «Абуна Паизи» (по-бедуински «отец Паисий»), они от радости устраивали настоящее торжество.


Когда бедуины с потрескавшимися, израненными ногами - ведь они ходили босиком - приходили в аскетирий Старца, он замазывал трещины на их ногах воском и давал им по паре сандалий.

Другим он раздавал шапочки - чтобы солнце не пекло им голову - или другие вещи, которые у него были. Однако бедуинов стало приходить так много, что денег, которые Старец выручал от рукоделия, уже не хватало.

Тогда он оказался перед выбором: «Для чего я сюда пришёл: помогать бедуинам или молиться о всём мире?» Он решил поменьше заниматься рукоделием, надеясь, что Бог устроит всё наилучшим образом.

В тот самый день, когда Старец принял это решение, его посетил один грек-врач, живший за границей. Старец заговорил с ним так, словно знал его многие годы: «Заходи. Я тебя ждал». Старец просидел с ним несколько часов, беседуя с любовью. Дал ему несколько добрых советов и, кроме того, открыл некоторые вещи из его жизни, о которых никто не знал.

Тогда, находясь под впечатлением от дарования Старца, врач дал ему сто золотых монет со словами: «Возьми эти деньги, чтобы помогать бедуинам, не нарушать распорядка своего дня и не оставлять молитвы».

«Я не мог удержаться от слёз, - рассказывал впоследствии Старец. - Я оставил его во дворе, зашёл в келью, потому что не мог сдержать слёз оттого, что Бог столь быстро дал мне ответ. Промысл и любовь Божия привели меня в такое состояние, что я расплакался в прах».


Потом Старец проводил врача до монастыря по Короткой тропинке, потому что уже наступила ночь.
Деньгами, выручаемыми от рукоделия, Старец также помогал одному не имевшему родителей юноше, который учился на богословском факультете в Греции.

Старец Паисий Святогорец расскзал одной из сестер в монастыре Суроти:

Когда я поехал жить на Синай, у меня с собой ничего не было. Однако я совсем не думал о том, что будет со мною в пустыне среди незнакомых людей, что я буду есть и как жить. Келья святой Епистимии, где мне предстояло поселиться, была уже давно заброшена, покинута людьми.

Я ничего не просил у монастыря, не желая его обременять. Как-то мне принесли из монастыря хлеб, и я возвратил его обратно. К чему мне было беспокоиться, если Христос сказал: "Ищите прежде Царствия Божия".

Воды и той была самая малость. Рукоделия я никакого не знал. Вот и спроси теперь, как я жил и как зарабатывал на хлеб. Единственным инструментом, который я имел, были ножницы. Я разъединил их на две половинки, заточил о камень, взял дощечку и стал вырезать иконки. Работал и творил Иисусову молитву. Я быстро выучился резьбе, резал все время один и тот же рисунок и пятидневную работу заканчивал в одиннадцать часов.

Не только не терпел лишений, но еще и бедуинчикам помогал. В какой-то период я занимался этим помногу часов в день, а потом пришел в такое состояние, что не хотел заниматься рукоделием, но одновременно видел и то, какую нужду терпели бедуинчики. Для них было великим благословением получить в подарок шапочку и пару сандалет. И у меня появился помысл:

"Я пришел сюда, чтобы помогать бедуинам или же для того, что бы молиться о всем мире?"

Поэтому я решил сократить рукоделье, чтобы меньше отвлекаться и больше молиться. Думаешь, я ждал, что мне кто-то будет помогать? Откуда? Бедуинам самим нечего было есть. Монастырь был далеко, а с другой стороны начинались необитаемые места.

Но вот в тот самый день, когда я ограничил работу для того, чтобы больше времени отдавать молитве, ко мне пришел один человек. Я тогда был возле кельи, он увидел меня и сказал: "Вот, возьми эти сто золотых. Будешь и бедуинчикам помогать, и распорядку своему будешь следовать, и молиться." Я не сдержался, на четверть часа оставил его одного и ушел в келью.

Промысел и любовь Божий привели меня в такое состояние, что я не мог удержать слез...

Видишь, как устраивает все Бог, когда в человеке есть доброе расположение? Потому что сколько бы мог дать этим несчастным я? Я давал одному, тут же приходил другой: "Мне отец не дал!" — потом третий: "Мне отец не дал!"