Главная
Монах Симеон Афонский
Написать икону на Афоне
Заказать поминание на Афоне
Новости
Стихи
Тексты
Переводы
Библиотека
Галереи
Иконы Афона
Поездка на Афон
Паломничество Афон
Монастыри Афона
Что такое Любовь?
Богатство?
Старец
Видео
Аудио
О проекте
Написать письмо
Все комментарии
Молитва
Карта сайта
Поиск
Скоро
8 октября
Преставление прп Сергия Радонежского
Осталось 3 дня

Афон

 
информационный портал Святой Горы Афон. Все об Афоне. Исторические описания Горы Афон. Советы о том, как организовать поездку на Афон, и отчеты о путешествиях. Паломничество на Афон: карты Афона, описания монастырей, троп и советы для самостоятельных путешественников. Рассказы о старцах Афона и афонских монахах. Переводы рукописей и Житий афонских святых. Фото и иконы Афона. Поучения, притчи и стихи монахов Афона, старцев и святых. Богословские статьи. Смотрите: Новые статьи на портале
Присоединяйтесь к нам в группе ВКонтакте-1 ВКонтакте-2 Instagram и Telegram и facebook group, на странице facebook web в на канале Youtube также в zen.yandex. и получайте расширенный контент в Patreon. Рекомендуем сайты: Высказывания о духовной жизни - Жития, притчи старцев
Афонский патерик Май

Афонский патерик Май

 

 

 

Афонский патерик

 

1  мая
Житие и страдания святого нового преподобномученика Акакия
4  мая
Память преподобного отца нашего Никифора
11  мая
Память преподобного отца нашего Никодима, архиепископа Сербского
13  мая
Память преподобного отца нашего Иоанна Иверского
Житие преподобного и богоносного отца нашего Евфимия нового (Иверского)
Житие преподобного отца нашего Георгия Иверского
Память преподобного Гавриила Иверского
21  мая
Страдание святого преподобномученика Пахомия
28  мая
Память преподобного отца нашего Иоанникия, архиепископа Сербского

 

 

 


1 МАЯ
Житие и страдания святого нового преподобномученика Акакия[120]
Святой преподобномученик Акакий, во святом крещении Афанасий, был сыном благочестивых родителей. Место жительства их было селение Неохори, в Македонии, близ Солуни. Вследствие крайней бедности они не в состоянии были приобретать в том селении средств к своему существованию и переселились в город Серес. Между детьми их Афанасий был старший, тогда ему было девять лет. Желая, чтобы он с молодых лет научился какому-нибудь полезному ремеслу, а не скитался праздным, они отдали его одному башмачнику. Но это не только не принесло Афанасию пользы, а напротив, причинило ему ужасный вред и привело к бедствию, ибо башмачник, взявший его на свое попечение для научения своему искусству, вместо благоразумных наставлений и вразумлений употреблял ежедневные, безрассудные и жестокие побои. Не перенося жестокостей своего хозяина, несовершеннолетний Афанасий желал освободиться от злого и безчеловечного этого тирана и неприметно, сверх чаяния, впал в когти мысленного человекоубийцы – диавола. В один день, именно – святой и Великой пятницы, башмачник – хозяин Афанасия, по наущению, может быть, демоном, с большим против прежнего немилосердием избил его. От частых побоев совершенно упавший духом, Афанасий вышел из дома своего хозяина, плакал, рыдал, шел сам не зная куда, а день склонялся уже к вечеру. К своему несчастью встретил он на улице двух оттоманок. Эти женщины, выражая коварное милосердие к сетующему и голодному Афанасию, ввели его в дом свой, у ворот которого они тогда находились, обласкали его и накормили, и с тем вместе предложили, отверженные, отречься истинного Хлеба, сшедшего с небесе, Господа нашего Иисуса Христа. Афанасий, от жестокостей своего хозяина уже совершенно потерявший и силу воли, и терпение, к тому же думавший, что он нашел наконец истинное избавление и покой – увы! – отрекся Иисуса Христа.
Как только турчанки услышали согласие Афанасия на отречение от христианской веры, тотчас отвели его к хазнадарю Юсуф-бею, который оставил Афанасия в своем доме и, не отлагая времени, совершил над ним обрезание с переменою христианского имени на мусульманское, и потом, усыновив его, питал к нему неограниченную любовь, которую одинаково разделяла и его жена.
Прожив девять лет в богатом доме во всяком довольстве и роскоши, он достиг восемнадцатилетнего возраста. В это время жена бея, питавшая к нему доселе материнскую любовь, переменила ее на страстную и, не умея долее скрывать своей страсти, изъявила Афанасию свое желание быть с ним, но целомудренный юноша, подобно прекрасному Иосифу, бежал от нее, не соизволяя быть с ней в греховной связи. Однако злобная турчанка, видя себя пристыженной поступком Афанасия, оболгала его пред своим мужем, будто бы он хотел сделать над ней насилие. Юсуф, выслушав жалобу своей жены, немедленно выгнал Афанасия из своего дома, дав ему полную свободу идти куда хочет.
Получив свободу, Афанасий пошел в Солунь к своим родителям, куда они переселились из Сереса вскоре по отречении Афанасия от христианской веры. Родители, увидев своего сына, которого считали погибшим, обрадовались, особенно когда они узнали от него, что он оставляет мусульманскую веру и всем сердцем своим сопричисляется к словесному стаду Христову.
После нескольких дней пребывания своего в родительском доме они посоветовали ему удалиться на святую Гору Афон, чтобы там, исповедавшись духовным отцам о своем падении, омыл бы оное покаянием и слезами.
– Притом помни и то, – сказала ему мать, – так как ты произвольно отрекся Иисуса Христа, так точно с дерзновением должен и исповедать Его пред турками и за любовь сладчайшего Иисуса принять мученическую кончину, омыв свое глубокое падение своей кровью.
О, благочестивая и чадолюбивая мать! Она не жалеет тела своего сына, чтобы спасти душу его для вечной жизни.
Услыша от матери своей то, чего желал и сам Афанасий, он вскоре удалился на святую Афонскую Гору, где и поступил в Хиландарский монастырь. Прожив здесь несколько времени, он по совету старцев той обители отправился в Ксенофский скит к духовнику Николаю, который, выслушав исповедь Афанасия, прочитал над ним установленные православной Церковью умилостивительные молитвы, потом помазал его св. миром и отпустил обратно в Хиландарь.
После этого, прожив в Хиландарской обители около года, он оттуда переместился в Иверский монастырь. Здесь он узнал о недавно пострадавших новопреподобномучениках Евфимии и Игнатии. Выслушав весь рассказ о святых мучениках, он загорелся желанием отмыть свое отречение от Христа, подобно им, своей кровью, а потому отправился он к бывшему наставнику новопреподобномучеников, иеромонаху Никифору, которому во всем искренно исповедался; при этом не скрыл и своего желания идти по стопам св. мучеников Евфимия и Игнатия. Духовник объяснил ему все трудности, которые необходимо испытать, чтобы получить мученическую кончину, и видя его готовность последовать его совету, согласился принять его под свое руководство.
Подвиги, проходимые Афанасием, как то: пост, бдение и непрестанная молитва, привели в зависть злобного врага – диавола, который, чтобы расслабить Афанасия в добродетельной жизни, начал всевать в юное его сердце разные помыслы, будучи побежден которыми, он в одну глубокую ночь, никому не сказавшись, ушел из этой обители и после семичасового пути достиг обители Симонопетрской, где по просьбе его был принят тамошним игуменом в число братства. Но враг, сбив однажды в самовольную и более свободную жизнь, и здесь не оставил его в покое, ибо вскоре и отсюда Афанасий перешел опять в Хиландарский монастырь, но, однако, он и здесь не мог ужиться: своеволие влекло его к самостоятельности, и однажды, будучи подвержен одним старцем резкому выговору касательно его поведения, он не стерпел этого выговора и решился опять возвратиться к духовному своему отцу, Никифору.
Придя к сему доброму и чадолюбивому отцу, Афанасий горько раскаивался в своем поступке и со слезами просил причислить его опять к лику святого его братства, обещая впредь не удаляться отсюда. Долго Никифор не соглашался принять своевольного сына, но, будучи тронут его смиренным прошением и слезами, сжалился над ним и принял его вторично в свое малое братство; притом поручил старцу Акакию наблюдать за ним, чтобы он не впал опять в своеволие.
Приняв в свое руководство Афанасия, старец Акакий поместил его в отдельной келье и назначил ему подвиги больше первых, каковые Афанасий проходил с любовью, и от сердечного умиления Бог даровал ему слезы, так что глаза его сделались как бы неиссякаемым источником, постоянно точащим слезы. Достигнув такого состояния, он стал просить духовника удостоить его ангельского образа. Духовник, видя его преуспеяние в добродетели и твердость в мыслях против искушений, постриг его в монашество с именем Акакия, и чрез несколько времени видя, что Акакий уже созрел в добродетелях и достиг совершенства, благословил его отправиться в мученический подвиг, при этом дав ему в спутники старца Григория, который в свое время был спутником преподобномучеников Евфимия и Игнатия. Вскоре после этого был нанят корабль, и они, простившись со св. старцами, 1 апреля оставили Св. Гору и отплыли в Константинополь.
Во время плавания Григорий рассказал начальнику корабля и матросам, кои все были православные христиане, о намерении Акакия, просил их содействовать в этом деле, на что они согласились с полной охотой.
22 апреля прибыли они в Галату Константинопольскую, а на другой день Григорий и Акакий в сопровождении начальника корабля отправились к одному знакомому христианину – Григорию – и остановились у сего доброго мужа.
В тот день, когда Акакий должен был выдать себя турецким властям, они приобщились св. Христовых Таин и прямо из церкви отправились на привезший их корабль. Здесь Акакий переоделся в турецкие одежды, которые заблаговременно приготовил ему начальник корабля, и, сокрушаясь о разлуке со старцем Григорием, со слезами припал он к ногам его и просил благословения. Старец, проливая слезы, облобызал Акакия и благословил идти на священный и великий подвиг. Затем Акакий, простившись со всеми и дав всем о Христе целование, пошел в оттоманскую Порту в сопровождении брата начальника корабля, который добровольно вызвался проводить Акакия, ибо Акакий не знал туда дороги.
Достигнув Порты, Акакий расстался со своим путеводителем и вошел на крыльцо судилища; здесь его остановил преддверник, который спросил его, кто он и зачем пришел сюда.
Акакий рассказал ему о своем отречении от христианской веры, о месте своей родины, исповедал пред ним Христа истинного Бога, а Магомета проклял, назвав его обманщиком и лжепророком. Потом, в доказательство своего отречения от мусульманской веры, снял со своей головы зеленую повязку, бросил ее на землю и, насмехаясь над турецкой верой, стал ее топтать ногами.
Преддверник, видя такую дерзость, начал его бить, а так как время не позволяло представить его верховному визирю, то он, заковав ноги св. мученика в кандалы, запер его в темницу. По окончании присутствия святой приведен был в судилище, где сперва ласками начали уговаривать его отречься от христианской веры, но св. мученик, как адамант, оставался твердым в своем исповедании.
Видя непреклонность мученика, судьи приказали его бить и потом бросить в темницу.
На другой день, в воскресенье, в 4 часа дня, мученика привели к самому визирю, но и визирь не мог отклонить его от исповедания имени Христова. После этого он отослал св. страдальца к градскому судье, но и там мужественный воин Христов остался непоколебимым, и в тот же день последовал приговор обезглавить исповедника Христова. В вечер того же дня Григорий узнал от некоторых христиан о мучениях Акакия, порадовался за него и для духовного утешения святого счел необходимым сподобить его приобщения Христовых Таин, только не знал, каким путем привести в исполнение это святое дело. В этом столь затруднительном деле он обратился за советом к вожатому Акакия, который согласился исполнить поручение.
После сего Григорий тотчас пошел к священнику, у которого стал просить часть пречистого Тела Господня для узника, страдавшего за Христа. Священник без всякого смущения вложил часть св. Таин в малую дароносицу и передал тому благочестивому христианину для передачи оных Акакию, который немедленно отправился в темницу, благополучно вошел в нее, так как караульные солдаты, оставив свои посты, завтракали. В это счастливое время посланный пробрался в темницу и передал Акакию св. Дары. Потом стал возвращаться обратно к выходу, но – увы! – часовые окончили завтракать и уже стояли на своих местах. Их удивила дерзость этого доброго христианина, а потому, жестоко избив его, выбросили вон. Когда же он пришел в чувство от бывшего обморока, то не помнил, каким образом он очутился вне темницы. Чувствуя сильную боль от побоев, он сравнивал свои страдания с страданиями Акакия и воображал, какой радостный будет конец его страданиям! В это время он услышал шум идущих турецких солдат, которые вели Акакия со связанными назад руками, плевали на него, толкали и били без всякого милосердия. Доведенный до места Пармак-капи, святой встал на колена, преклонил св. свою главу и громко сказал палачу:
– Опускай твой меч, только смело и метко, – и в ту самую минуту сильная рука палача опустила меч, и священная глава отделилась от многострадального тела, а праведная душа отлетела в обитель Небесного Отца, в понедельник, 1 мая 1816 г., в шесть часов пополудни.
Как только Григорий узнал о кончине св. мученика, первой его заботой было купить у караульных солдат мощи Акакия; для этой цели он сделал предложение некоторым христианам, которые охотно согласились пожертвовать кто что мог, и таким образом составилось восемьсот пиастров, которые были заплачены алчным туркам, а тело мученика с подобающей честью взяли и перенесли на тот самый корабль, который привез святого в Константинополь, так как начальник корабля по любви к мученику согласился ожидать его кончины и отвезти Григория вместе с телом преподобномученика обратно на Св. Гору.
В пять часов ночи корабль снялся с якоря и, управляемый рукой Всевышнего, благополучно достиг Афона. Мощи св. мученика были перенесены с корабля в ту самую келью, в которой он подвизался еще при жизни, и с благоговением погребены в новосозданном храме, в честь прежде него пострадавших двух св. преподобномучеников – Евфимия и Игнатия. Благоприятными молитвами преподобномученика Акакия, да сподобимся и мы получить Царство Небесное, о Христе Иисусе Господе нашем, Которому подобает слава, честь и держава, всегда и в безконечные веки. Аминь.
В тот же день вместе с св. Акакием совершается память и св. преподобномучеников: Евфимия (см. житие его 21 марта) и Игнатия (см. житие 20 октября).
Святые главы всех трех сих преподобномучеников находятся ныне в русской на Афоне обители св. великомученика Пантелеймона. Есть им и отдельная служба, изданная Новонямецким монастырем: «Служба святым преподобномученикам Евфимию, Игнатию и Акакию», Спб, 1871 г., 24, 39 стр.
 
4 МАЯ
Память преподобного отца нашего Никифора[121]
Преподобный отец наш Никифор был, по свидетельству святогорца Никодима, латинянин родом, но принял впоследствии исповедание святой православной Восточной Церкви и проводил подвижническую жизнь в пустыннейших местах святой Афонской Горы. Он процветал в сороковых годах четырнадцатого столетия и вместе с богомудрым и преподобным Феолиптом (впоследствии – святителем Филадельфийским) был наставником и руководителем Григория Фессалоникийского (Паламы) в изучении высочайшего учения подвижнического любомудрия, как тот сам о том свидетельствует в своих писаниях.
В свободном от попечений безмолвии, себе единому внимая и в себе неизреченно соединившись с премирным, высочайшим предметом желаний – Богом, преподобный Никифор восприял блаженный дар всуществленного в сердце света благодати. Сам богато вкусив сего Божественного дара, блаженный отец, чтобы и нам дать руководство к получению того же сокровища, составил свиток , в коем, собрав из писаний и житий святых отцов места о трезвении, внимании и молитве, а в конце приложив и от своего опыта советы, – всех приглашает путем умносердечной молитвы восходить к искреннейшему общению с Господом.
Свиток этот, названный «Никифора Уединенника слово о трезвении и хранении сердца многополезное», – как правильное и доброе руководство к молитве, помещено в книге «Добротолюбие» в русском переводе, том 5-й, стр. 259-272. М. 1890 г.
В своем истинно многополезном слове пр. Никифор трезвение и хранение сердца называет способом, без труда и пота вводящим в пристань бесстрастия и избавляющим от падений по козням безовским. Сам пр. Никифор этот способ или путь к духовному совершенству называет вниманием , и говорит: «Внимание некоторые из святых называли блюдением ума, иные – хранением сердца, иные – трезвением, иные – осмысленным безмолвием, а иные – еще иначе как. Но все сии наименования одно и тоже значат; как о хлебе говорят – укрух, ломоть, кусок, так и о сем разумей».
Указывая, каким образом достигнуть сего внутреннего делания, пр. Никифор говорит: «Собрав ум свой к себе, понудь его войти в сердце и там остаться. Когда же ум твой утвердится в сердце, то ему там не следует оставаться праздным, но непрестанно творить молитву: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя! И никогда не умолкать. Ибо это, содержа ум немечтательным, делает его неуловимым и неприкосновеннным для прилогов вражеских и каждодневно все более и более вводит в любовь и вожделение Бога». «Приидет же к тебе, при многовожделенном и сладостном внимании, и весь лик добродетелей: любовь, радость, мир и прочее, ради коих потом всякое твое прошение исполняемо будет, о Христе Иисусе, Господе нашем, с Коим Отцу и Святому Духу слава, держава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь».
 
11 МАЯ
Память преподобного отца нашего Никодима, архиепископа Сербского[122]
Блаженный Никодим, природный серб, подвизался постнически на св. Афонской Горе и был игуменом Хиландаря. По смерти архиепископа Саввы 3-го Сербия объявила желание видеть Никодима своим первосвятителем; не хотелось ему расстаться с тихой пустынью, но афонские отцы убедили его не отказываться от призвания церкви. Потому посвятили его в день Вознесения Господня, «и возведоша на престол св. Саввы с многих лет приветствием глаголюще: преосвященному архиепископу Никодиму всея сербския и поморския земли многая лета», – так говорит современник[123]. Это было в 1317 г. При гробе блаженного краля Милютина поднято было кровавое волнение приверженцами его жены – гречанки Симониды; энергический архипастырь остановил кровопролитие и грабеж. Потом в январе 1321 года венчал он на кралевство старшего сына Милютинова, невзирая на партию королевы[124]. Ревностный патриот был ревностным попечителем о делах св. веры. В предисловии к переведенному им в 1319 году уставу пишет он, что, быв в Константинополе еще в сане игумена, он расспрашивал у Иерусалимского патриарха об уставе церковном, по заботе о том, «еже единствовати, по словеси Богоносца (ц. Давида), братии вкупе и всей Сербской земли»; потом, будучи архиепископом, «послал, говорит, в царский град в монастырь св. Предтечи и Крестителя Иоанна, и принесен ми быть сей типик Иерусалимский и преложих его в наш язык от писмен греческого языка. Елико есть противу мощи, подвигнемся, еже бдети и трезвитеся в славословии Богу. Мы убо потщимся, братие, с естеством и обычаем плотским: Благий же Дарователь и Подвигодавец, Всемогий Бог, ведый немощь нашу, Той подаст нам мощь духовную; но аще первее труд покажем»[125]. Прекрасный урок о деле спасения нашего! Доныне уцелело еще несколько богослужебных книг, написанных по распоряжению святителя Никодима. Богомилов-бабуков первосвятитель преследовал обличениями и предавал суду как вредных обществу и церкви[126]. Блаженный архипастырь, искренно любивший иноческую жизнь и содействовавший процветанию ее в Сербии, писал грамоту о том, дабы сербские архиепископы и хиландарские игумены не забывали типикарницы св. Саввы, причем красноречиво описал жизнь св. Саввы; это было предсмертное завещание хиландарского подвижника и архиепископа всей Сербии.
Святитель Никодим управлял Сербской церковью восемь лет[127]; и, следовательно, скончался в мае 1325 г. Пред иконостасом Печского храма, на левой стороне, стоит рака с мощами св. Никодима архиепископа сербского, великого чудотворца[128].
(Память святителя вторично в общей службе свв. сербским святителям и учителям – 30 августа).
 
13 МАЯ
Память преподобного отца нашего Иоанна Иверского[129]
Богоносный отец наш Иоанн был родом из Иверии (Грузии), из области Тао, происходил от царского рода иверского и славился в своем отечестве, но из любви к Богу оставил мир и вся, яже в мире, и, приняв на себя иноческий образ, подвизался сначала в находящихся в Иверии монастырях. Сперва поступил он в братство монастыря, находившегося близ его родины; потом, как мудрая и трудолюбивая пчела, желая более собрать меду добродетелей с цветов сада духовной мудрости, перешел в монастырь, тоже в Иверии, бывший на горе, называемой Колпа, а отсюда – на Олимп, где и безмолвствовал довольно времени. Но слава добродетели Афанасия афонского достигла и высочайших гор, и неприступных высот, и таким образом оттуда привлекла сего подвижника, как магнит железо, к подвижнику афонскому. Пришедши на Афон к Афанасию, Иоанн сделался искренним его другом и истинным послушником, поэтому впоследствии святой Афанасий отзывался о нем с особенной похвалой. Чрез некоторое время, оставив лавру святого Афанасия, он, иждивением Василия, сына Романа, греческого царя, создал славную обитель, которая и доныне известна под названием Иверской, – вместо дотоле бывшей малой и скудной, называемой Климентовой.
 
Житие преподобного и богоносного отца нашего Евфимия нового (Иверского)[130]
Преподобный отец наш Евфимий был родом грузин (иверец) из области Тао. Отец его, именитый и богатый, по сердечному влечению к ангельской жизни оставил богатство и славу мира и, в духе нищеты Христовой шествуя крестным путем жизни под именем Иоанна, принятым в пострижении, удалился из Грузии в Константинополь. Между тем, Евфимий, бывший в то время еще в младенческих летах, оставался на родине со своим дедом – под старческим руководством которого и воспитывался в правилах строгой христианской нравственности. Впрочем, и дед недолго оставался с ним в Грузии: взяв с собой Евфимия, он отправился тоже в Константинополь, чтоб найти там сына своего Иоанна и убедить его возвратиться в отчизну. Так и случилось: он отыскал Иоанна и со слезами упрашивал его идти с ним домой, но Иоанн не только не соглашался на это сам, даже и сына своего Евфимия не хотел отпустить от себя. Вследствие сего огорченный старец должен был, в рассуждении Евфимия, войти с сыном своим в большой спор: Иоанн желал оставить его при себе, а отец Иоаннов не хотел расстаться с любимым своим внуком ни под каким видом, так что наконец это дело дошло до сведения царствовавшего тогда Никифора. Пораженный трогательным спором о дитяти между его отцом и дедом, Никифор приказал представить к нему всех троих. Когда они предстали и пред лицом царя возобновили спор об отроке, Никифор решил так, чтобы ни тот, ни другой не оставлял его при себе против собственной его воли, но чтоб поручили это суду Божию, – то есть к кому отрок пойдет, пусть при том он и будет. А надобно заметить, что Евфимий почти и не видал хорошенько, и не знал своего отца. Когда, таким образом, оставили отрока на собственную его волю, он бросился к своему отцу, которого, как сказано, и не видал, и не знал до настоящего часа, – так что этим растрогал, удивил и привел в слезы всех бывших там.
Тогда блаженный Иоанн принял сына своего как бы прямо от Бога, и потому, как дар Божий, немедленно посвятил его на служение Господу – облек в иноческую одежду и озаботился образованием его в науках внешних, в большей или меньшей мере нужных для инока. Прекрасные способности и чрезвычайное прилежание Евфимия скоро усовершили его в образовании внешнем, а между тем, неуклонное шествие по крестным стезям христианского самоотвержения под строгим и бдительным руководством отца привлекло на него благословение свыше, так что он сделался наконец приятелищем Святаго Духа. Может быть, сколько, с одной стороны, занятия классические, столько, с другой – строгие лишения плоти, даже в существенных ее требованиях, изнурили жизненные его силы, и он заболел тяжко, но и здесь Господь не оставил его: предстательством и помощью Пресвятой Госпожи нашей Богородицы Евфимий сперва оправился от болезни, а наконец и совершенно освободился от нее. Такая очевидная милость Божия и заступление Пренепорочной Девы Богородицы были новым для него побуждением и возлагали на него священный долг – более прежнего посвятить себя подвижническим трудам и преуспеянию во всех делах благочестия. При содействии благодати Божией он, действительно, был для своего времени светлым образцом иноческой жизни, достойным не только подражания, но и удивления. Чтобы удостовериться в этом, довольно рассказать об одном обстоятельстве. Однажды пришел к нему еврей – поговорить о вере. Блаженный Евфимий никак не хотел входить с ним в беседу подобного рода, почитая пустословием – отъявленным врагам Христовым излагать и объяснять Божественные таинства веры; впрочем, из уважения и почтительности к своему отцу, много убеждавшему его к беседе с евреем, наконец согласился на это. Когда начал он приводить еврею различные изречения и предсказания Ветхого Завета о Божественном Мессии, Господе нашем Иисусе Христе, Которого отвергли евреи, – слушавший его еврей онемел, невольно убеждаясь в справедливости его слов и не находя в них, со своей стороны, никаких возражений. Однако ж этот отверженник, пристыженный святым Евфимием, вместо того, чтоб принять к сердцу глаголы святой истины, по упорству, свойственному неверным, дерзнул произносить нечистыми своими устами хулы на Господа нашего Иисуса Христа. «Да онемеют уста, хулящие Господа Бога нашего!» – воскликнул тогда святой Евфимий, воспламенившийся Божественной ревностью, и в то же мгновение еврей онемел, ринулся оземь, и из богохульных его уст начала клубиться пена. В таком ужасном положении нечестивец на другой день испустил преступный свой дух. Это чудо навело на всех страх и ужас, и по всему Константинополю пронеслась слава и молва о святом Евфимии.
Конечно, по духу мира, событие подобного рода и человеческая слава могли бы другого осуетить и привязать к жизни среди столицы, но блаженный Евфимий, как и все истинные подвижники, глубоко чувствуя и зная, что окруженный славой мира чуждается славы Божией и воспринимает мзду свою от людей, понесся как птица от тенет, как узник из темницы из Константинополя, в сопутствии своего отца, на святую Гору Афонскую, и поселился в лавре преподобного Афанасия. Афанасий с любовью принял их, и так еще протекло несколько времени. Между тем, Божественный Афанасий видел прозорливыми духовными очами, что святой Евфимий за сердечную чистоту был избранным сосудом Святаго Духа, – и потому начал убеждать его к принятию священства. Долго не соглашался на это смиренный Евфимий, отзываясь собственным своим недостоинством и важностью священного сана; однако ж, наконец, как истинный послушник, отдал себя в волю святого Афанасия и принял рукоположение. В этом высоком сане Евфимий возвысился более прежнего тайными подвигами, прилагая воздержание к воздержанию и добродетель к добродетели, так что впоследствии, чувствуя силы и благодать Всесвятаго Духа, принял на себя труд перевести все Священное Писание на грузинский язык. Кроме того, составил он много полных высокой мудрости книг и сам, возобновил многие храмы и больницы и таким образом возвеличил Святую Гору с ее пустынями и придал им еще большую красоту. Надобно признаться, что сердечной его доброты и христианской внимательности ко всем и каждому, неподражаемого его смирения, с каким он служил 14 лет больному своему родителю и великому Афанасию, невозможно выразить на языке человеческом. Когда же преподобный Афанасий отошел ко Господу, блаженный Евфимий, по просьбе и желанию братства, принял управление священной лаврой, а впоследствии и вся Святая Гора избрала его свои правителем, потому что он был в деятельности неусыпен и бдителен и слово священных уст его, исполненное мудрости и утешения, точило для всех врачевство духовное. Впрочем, он недолго оставался в своем звании: любовь к строгому безмолвию влекла его в уединение. Вследствие сего, избравши для лавры вместо себя игуменом сродника своего Георгия, он погрузился в пустыню, и только Бог знал и видел тайные его подвиги и молитвенные труды. Но так как не может, по слову Писания, укрыться град, верху горы стоя (Мф. 5, 14), то и жизнь святого Евфимия не утаилась от ведения человеческого: Сам Бог прославил его и явил дела его, как увидим это из нижеследующего.
Однажды преподобный Евфимий прибыл в Солунь, где и был весьма ласково принят тамошним епископом – мужем жизни весьма благочестивой. Епископ был коротко знаком с одним из солунских евреев, которого он хотя постоянно убеждал к принятию христианской веры, но тот ни под каким видом не соглашался на это. В бытность преподобного у епископа упомянутый еврей пришел к нему и по-прежнему был убеждаем к верованию во Христа. Но вместо того, чтобы принять убеждения архипастырские если не с уважением и покорностью, то, по крайней мере, со скромностью и молчанием, еврей считал слова епископа за пустословие и шутку и дерзко отзывался о христианской вере. Слыша это, епископ просил святого Евфимия поколебать мудрыми своими убеждениями упорство еврея, но преподобный, как истинное чадо кротости и смирения Иисуса Христа, говорил, что это относится более к обязанности и долгу епископа и что он, со своей стороны, считает себя в этом случае человеком сторонним. Впрочем, когда епископ стал настоятельно просить его об этом, послушный Евфимий отверз уста свои, исполненные благодати и силы Святаго Духа, и все возражения еврея в рассуждении христианской веры опроверг ясными свидетельствами Ветхого Завета и изложил на основании пророческих речений все истины Евангелия так, что обезоруженный израильтянин должен был наконец со стыдом умолкнуть. После сего, кипя негодованием на святого Евфимия, так пристыдившего его в виду собрания, он не вынес движений огорченного сердца и, вместо возражений на доказательства святого о Божественности Иисуса Христа, дерзнул произнести хулу на Него. Тогда, строго воззрев на него, святой Евфимий сказал: «За то, что ты смел произнести хулу на Творца и Владыку всех, Господа Иисуса, да умолкнут уста твои, беззаконный!» И еврей онемел, упал на землю, и богохульные уста его и глаза извратились. Такое чудо поразило всех находившихся там евреев и христиан чрезвычайным ужасом. Припав к ногам преподобного, они просили сжалиться над евреем и исцелить его. Преподобный, сколько строгий к хульникам имени Христова, столько же и сострадательный к бедствующим, послушался их и, напечатлев на еврее знамение животворящего креста, исцелил его. Тогда еврей громогласно исповедал, что Иисус Христос есть истинный Бог, Творец всего, обладающий всяким дыханием, и крестился с домашними своими и со всеми евреями, находившимися там и видевшими это чудо. Впоследствии уверовало во Христа много и других слышавших об этом евреев. Исцелившийся в изъявление своей благодарности пожертвовал святому большое количество серебра, но тот отказался и повелел этот дар раздать нищим.
В одно время на Святой Горе сделалась засуха: все отцы чрезвычайно скорбели от бездождия и просили преподобного, чтобы он помолился о дожде. После долгих убеждений, святой наконец с великим трудом, решился на это – удалился в церковь пророка Илии, находящуюся близ обители Иверской и, как только помолился всемилостивому Богу, со слезами и с принесением безкровной жертвы, тотчас полился сильный дождь, напоивший иссохшую землю. Все прославили Бога, прославляющего славящих Его.
У иноков Святой Горы издревле и доныне соблюдается обычай – на праздник Преображения Господня входить на самую вершину Афона для всенощного бдения и Литургии. Однажды к сему празднику в числе других братий взошел наверх и святой Евфимий. Братия окружили его и усердно просили, чтобы он совершил Божественную литургию. Послушный пресвитер уважил просьбу братии и приступил к священнодействию. Когда при Литургии он возгласил: победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще, и братия воспели: свят, свят, свят, Господь Саваоф!  – внезапно облистал всех чрезвычайный свет, гора потряслась в своем основании и пораженные тем иноки все пали ниц на землю, кроме преподобного Евфимия, который стоял неподвижно, осияваясь дивным светом и имея вид огненного столпа. После этого чуда преподобный более прежнего прославился всюду.
В то время отошел ко Господу архиепископ кипрский. Греческий император Василий отправил от себя посольство с собственноручным письмом к преподобному Евфимию, убедительно прося его принять пастырский жезл управления кипрской Церковью. Но преподобный и слышать не хотел о таком иерархическом достоинстве, отзываясь тем, что, при своем недостоинстве, он не только не может управлять другими, но сам требует стороннего водительства на крестных стезях иноческой жизни. Так он был смиренномудр, зная, что смиренномудрие есть мать всех добродетелей.
Впрочем, при всеобщем к нему уважении и славе, которой славил Бог Своего угодника, завистливый враг-диавол, всегдашний противник добра, не вынося постоянного уничижения и побед, которыми преподобный низлагал и сокрушал гордую его выю, избрал своим орудием одного из иноков для того, чтобы убить Евфимия. Несчастный, забыв строгие свои обеты и ужасные следствия сатанинского замысла и только увлекаясь завистью к доброй славе Евфимия, решился на убийство и, скрыв под одеждой нож, взошел на башню, где была келья преподобного. Но Бог не дал жезла грешного на жребий праведного. Послушник святого, заметив у убийцы нож, прежде нежели тот успел ворваться в дверь, запер келью и не позволял ему войти туда. Неудача взбесила несчастного: в неистовстве своем, он поразил ножом блаженного ученика преподобного и, ударившись бежать, в бешенстве, с безчинным криком и воплем, встретил другого ученика преподобного, поразил и того ножом и вслед за тем был сам постигнут праведным судом Божиим; произнося хулы нечистыми своими устами, он ударился оземь и испустил дух.
Между тем, святой, благодатью Святаго Духа, узнав о том, что случилось по действию диавола с ранеными учениками, поспешно сошел к ним и облек их в великую схиму, после чего вскоре отошли они ко Господу. Наглый же и зловонный пес-диавол, никак не терпя дел святого, снова побудил к убиению его одного садовника, который, придя к преподобному с ножом, поразил его и чаял, что с одного удара убьет преподобного, но, хранимый Богом, Евфимий не потерпел никакого вреда, потому что острие убийственного ножа согнулась и железо, потеряв свойственную ему твердость, умягчилось, как воск, а между тем рука, посягнувшая на жизнь угодника Божия, осталась недвижимою и иссохшей. Пораженный таким чудом, садовник со слезами пал к стопам преподобного, искренно исповедал свой грех и трогательно умолял его о прощении и исцелении иссохшей руки. Незлобивый старец смиренно простил его и, помолившись Богу, даровал ему не только телесное, но и душевное здравие.
Но, рисуя таким образом некоторые светлые черты из дивной жизни преподобного, что можем мы сказать надлежащим образом о сердечных качествах, – именно: о милосердии, кротости и безгневии, о сострадательности ко всем и каждому, равно как и о постоянных его подвигах молитвенных и о всех свойствах иноческого образа, которые возвышают человека над всем чувственным и видимым и прежде времени доставляют ему ангельское безстрастие и Божественную славу? Это выше всякого описания и человеческой речи. При всех этих, так сказать, сокровенных и внутренних свойствах преподобный Евфимий и по обстоятельствам внешним оставался для всей Святой Горы украшением и славой, так что где требовала нужда каких-нибудь царственных пособий и святогорские отцы просили его ходатайства пред императором, – он с удовольствием принимал на себя труд лично ходатайствовать пред ним и просить о пользах Святой Горы. А император, зная его с давнего времени и постоянно слыша прекрасные отзывы о святой его жизни, с особенной внимательностью и чувством уважения принимал его просьбы и тотчас исполнял их. Так случилось, когда на Святой Горе проявились некоторого рода нестроения, святой Евфимий по просьбе отцов немедленно отправился в Константинополь, и следствием сего были для Святой Горы желанный мир и тишина, а для самого преподобного – страдальческая кончина. Находясь там, он по надобности отправился однажды на муле, в сопутствии инока, в часть города, называемую Платия. На одной улице сидел нищий и просил милостыни. Сострадательный Евфимий, не трогаясь с мула, хотел продать просившему что-нибудь, но безсмысленное животное, испугавшись движений нищего, одичало, понеслось вдоль улицы, и преподобный, не в силах будучи удержать его, был сброшен на землю и разбился смертельно. Стеклись христиане, подняли его и едва дышащего отнесли в дом, где он останавливался тогда в Константинополе. Преподобный не смог оправиться от убийственного удара и чрез несколько дней мирно предал святую свою душу Господу, 13 мая. Так судил Господь преподобному Евфимию окончить подвижническую свою жизнь! А в проявление святости и дерзновения его пред лицом Своим тотчас прославил его: от священных мощей преподобного потекло много исцелений и чудес. Впоследствии мощи его перенесены были на Святую гору и положены в обители честного и славного Пророка, Предтечи и Крестителя Иоанна, обновленной преподобным Евфимием и прозванный потом Иверской, во славу Отца и Сына и Святаго Духа, единого Божества и Царства[131]. Аминь.
 
Житие преподобного отца нашего Георгия Иверского[132]
Богоносный отец наш Георгий происходил из Иверии. Он был племянником св. Иоанна и двоюродным братом св. Евфимия; тоже, подобно им, старался об украшении и распространении созданной Иоанном обители, вновь воздвиг от основания соборный храм (кафоликон) ее, и потому почитается также ее ктитором. Что соборный храм создан Георгием, видно из надписи, которая сделана им на медном круге, лежащем на полу, в средине этого священного храма, под хоросом, где святой пишет так: «Я утвердил столпы сии, и в век не подвигнутся. – Георгий, монах ивер и ктитор».
1.Отрочество и воспитание преподобного Георгия
Блаженный Георгий происходил из области Триалетской, от благочестивых родителей Иакова и Марии, родился во дни благоверного царя Иверского и Абхазского Георгия I-го в 1014 году. Отец его был одним из приближенных вельмож царя и неоднократно по делам государственным ездил в Персию. Исполнив царские поручения, вступил он в супружество и водворился в доме родителей своей жены, в сельском, мирном убежище. У него было три сына и три дочери: первородную назвал он именем первомученицы Феклы и, по данному обету, посвятил ее Богу, постригши в девической Самцхетской обители; после дочери родился сын, которого родители назвали Иоанном и, удержав его при себе, дали обет: если родится у них второй сын, посвятить его Богу, говоря, что посвятить Ему должны не агницу, а агнца.
Однажды ночью явился Марии светлый муж и сказал: «Ты родишь сына, агнца, избранного Богом; посвяти его Кому обещала, и дай ему имя Георгий». Проснувшись, Мария в страхе рассказала свое видение мужу, и оба со слезами благодарили Бога. Имя Георгия, или, в переводе на русский язык, «земледельца», знаменовало, что он будет усердный делатель нивы Господней. Вот и родился у них обетованный младенец и, возрастая телесно, исполнялся Духом Господним, как древо, насажденное при водах многих и обещавшее в свое время принести обильный плод. По совершении семилетнего возраста родители во исполнение своего обета послали отрока в монастырь, к его сестре, где мог бы он изучить церковное богослужение более, чем в их доме: там провел он три года и всех удивлял своим разумом.
У отца Георгиева было два старших брата, в обители Богоматери Хахульской, что на берегах реки Куры, и оба они исполнены были благодати Божией. Первый из них, Георгий, назывался писателем, так как был начальником письмоводителей царя Давида Куропалата и занимал первую степень при дворе его, а имя второго – Савва: оба были праведны пред Богом и с богатством жизни духовной соединяли обилие благ земных. Услышав, какие блестящие надежды подавал о себе Георгий, они просили брата своего Иакова отпустить племянника к ним в обитель для довершения духовного его воспитания и с любовью привели юного Георгия к бывшему тогда настоятелю Хахульской лавры – преподобному Макарию, который сделал его участником церковной молитвы и принял в число духовных чад своих. Представили его также в этой обители и царственному Василию, сыну Баграта, который для жития иноческого, оставив высокий свой сан, был просветителем страны своей. По совету благоговейных старцев своей обители рассудили они отдать племянника богодухновенному наставнику и не могли найти никого лучше великого Илариона, в то время сиявшего на высоте духовных добродетелей. Святой авва не отказался принять к себе отрока, и тот, под руководством сего старца, так усовершенствовался в благочестии и изучении Божественных книг, что превзошел разумом всех своих сверстников.
Но кто научил отрока Георгия эллинской мудрости? Учителем его в этом был Ферис – муж царевны, сестры Василия Багратида: он и супруга его искали себе опытного наставника и пригласили в дом свой писателя Георгия, который взял с собой юного племянника, бывшего тогда уже канонархом и отлично знавшего все церковные песни. Ферис и благочестивая его супруга любили Георгия, как родного сына, и под их руководством провел он многие годы, доколе бедственная кончина не постигла этого вельможи. Область Триалетская находилась тогда под влиянием Царьграда: Фериса оклеветали в измене пред императором Василием Вулгароктоном, который велел отсечь ему голову, а супругу его со всеми домашними отвести в Царьград, где оставались они двенадцать лет. В течение этого времени дядя Георгия, писатель, и еще более царевна, вдова Фериса, озаботились отдать юношу в научение философам и риторам – но не из мирского сословия, а из духовного, чтобы вместе с плодами наук приобретал он и плоды духовные: так созрел дивный этот учитель земли иверской. После двенадцатилетнего заточения в земле греческой царевна возвращена была в свои владения, и с ней возвратились оба Георгия, дядя и племянник. К ним присоединился и отец Георгия, Иаков, который тогда лишился уже супруги.
2.Путешествие Георгия по святым местам
Но юноша искал больших подвигов: он уже достиг двадцатилетнего возраста, и хотя с юных лет вел образ жизни монашеский, однако не был еще пострижен. Георгий пошел сперва к дяде своему, иноку Савве, в обитель Хахульскую, а оттуда – к бывшему наставнику своему, великому Илариону, которому оставалось прожить немного уже лет земной жизни, – и от его руки принял пострижение. Тогда Георгию пришло внушение свыше – предпринять подвиг странничества, в страну, далекую от присных, и поклониться тем святым местам, где воплотившееся Слово Божие совершило домостроительство нашего спасения. Так некогда Господь вызвал и праотца нашего Авраама из земли отеческой, когда заключал с ним завет Свой, и Моисея удалил от его племени, чтобы сделать его боговидцем. Георгий тайно бежал и направился в страну Палестинскую. Огорчились авва Макарий и другие старцы обители Хахульской, когда узнали о бегстве юного инока, и послали искать его по всем путям, но Георгий, предчувствуя погоню, обменялся одеждой с нищим и, взяв себе проводника, продолжал свой путь. Небезопасна была для него дорога по безприютным городам и страшна первая ночь, настигшая его в пустом месте, как сам он впоследствии рассказывал: гремел гром, сверкали молнии и диавол семь раз повергал пред ним того убогого, которого избрал он себе проводником: этот несчастный страшно скрежетал зубами, и пена текла из уст его – но Георгий не устрашился и пламенно молился Господу о беснуемом, пока злой демон не оставил его. Исцеленного таким образом Георий привел в ту обитель, которой тот желал достигнуть, когда брошен был на пути своими спутниками, а сам один, в рубище, без обуви и без покрова, продолжал трудное странствование, и, несмотря на изнурительный подвиг, он раз только в день позволял себе вкушать пищу.
Сперва, в пределах малой Армении, посетил он гору Черную, где некогда спасался великий пустынножитель Никон с двумястами своих учеников; потом, по соседству Антиохии, достиг горы Дивной, где поклонился чудотворной раке Симеона Дивногорца и блаженной матери его Марфы; так обошел он и все обители, рассеянные в горах Ливанских, прося себе молитв и благословения у великих подвижников. Георгий прежде всего искал себе опытного наставника, зная, что без руководства нельзя усовершенствоваться в жизни иноческой, – и в каменной расселине обрел желанного старца, заключившегося в пещере и отстранившегося от всего земного. Это был великий затворник Георгий, светило своего времени, родом из Иверии. Человек Божий обрадовался пришествию благодатного ученика, ибо по любви к своей родине давно желал найти просвещенного мужа, который бы мог довершить труд великого Евфимия Афонского и исправить погрешности языка, какие еще оставались в его переводе священных книг. Духом прозрел блаженный, что он обрел такого мужа в пришельце иверском, и с отеческой любовью принял его под свое руководство в пустыню, где жил недалеко от обители святого Романа.
Три года оставался при нем Георгий в постоянном подвиге и совершенном послушании, а в обители Романовой в то же время усердно служил болящим. Затворник видел, что в зрелом возрасте имел он опытность старческую, – и облек его в великий ангельский образ, или схиму, и отпустил во Святой Град. Паломник с пламенной любовью и слезами обошел все святые места и как бы видел пред собой Самого Господа там, где пострадал Он за человеческий род; из Палестины Георгий возвратился к своему наставнику, в пустыню Романову, и хотя совершенно созрел для перевода Священного Писания, однако ж по своему смирению не решался принять на себя этот труд и достойным его находил только авву Евфимия. Но затворник говорил ему: «Господь, неоднократно спасавший от смерти преподобного Евфимия и открывший ему дар ведения языков, может споспешествовать и тебе: будем молить святого отца нашего Евфимия, чтобы он помог тебе своим благословением довершить начатое им святое дело». Таким образом, после многих усилий, старец убедил Георгия идти на Святую Гору к великому авве и искать у него духовной мудрости, чтобы напоить ею жаждущие души земли иверской, ибо этот Евфимий был для нее вторым Златоустом и красноречивыми своими писаниями утвердил в ней православную веру на все грядущие времена.
Напутствуемый благословением своего наставника, Георгий благополучно совершил путь, и Промысл Божий, видимо, благоприятствовал ему в одиночестве. Проходя Анатолию, приблизился он к большой реке, которую хотел перейти вброд, но по чрезвычайной глубине ее не мог и тут же, на противоположном берегу ее, увидел светлого юношу на белом коне, который сказал ему: «Не бойся, вступи в реку», а сам, устремившись к нему навстречу, перевел его за руку чрез глубокие воды. Преподобный с душевным восторгом узнал в нем небесного покровителя земной своей родины – тезоименитого ему великомученика Георгия.
Но, достигнув Святой Горы, Георгий уже не застал там блаженного Евфимия, так как преждевременная кончина похитила его в Царьграде. Преподобный мог только поклониться его гробнице и просить его молитв. С радостью приняло его братство обители Иверской, которой управлял тогда соименный ему Георгий, родственник Евфимия. Смирение пришельца, строго исполнявшего все послушания монастырские, было столь велико, что его приняли сперва за простеца и невежду, ибо в продолжение первых семи лет никто не мог предполагать в нем глубоких его познаний. Когда же наставник его, затворник Георгий, в отдаленной Сирии узнал, что ученик его в великой лавре Иверской, на Афоне, живет праздно, хотя и в строгих подвигах иночества, не приступая к переводу Священного Писания, еще не удостоен сана священнического, тогда послал к нему другого благоговейного ученика своего – Феодора, с Черной горы, с изъявлением своего неудовольствия за неисполнение данного им повеления. Георгий, по чувству крайнего смирения прежде уклонявшийся, а теперь побуждаемый этим отеческим внушением, решился наконец принять предлагаемый ему сан священства и вскоре потом был избран настоятелем церкви, или благочинным, в обители Иверской.
После сего не дерзал он более медлить и приступил к занятиям духовным. Прежде всего перевел он синаксарий, как необходимое украшение Церкви, по истолкованию ее празднеств, ибо книга эта была только вкратце изложена Евфимием; потом перевел все Евангелие, по зачалам, и праздничные паремии, большой требник, толкование на книгу Бытия, первый месяц минеи и все Апостольские послания. Братия, увидев наконец, какой чудный светильник возжегся для них на Святой Горе, общим согласием возвели его на степень настоятеля обители Иверской. Долго противился Георгий и требовал, чтобы его избрание совершилось по жребию, – и три раза бросали жребий, но из трех имен, возлагаемых во время Литургии на Божественную трапезу, три раза выпадало имя Георгия. Тогда воприял он настоятельство и усугубил иноческий свой подвиг – облекся во вретище, отказался от вина и молока, даже и в разрешенные Церковью дни, и, поучая паству словом, показывал ей путь к вечной жизни на самом деле, собственным примером.
Тут только открылась вся глубокая его мудрость, долго таившаяся на дне его души: с самого прибытия своего на Святую Гору старался он от присных учеников великого Евфимия выведать все подвиги его, равно как и отца его Иоанна, Торникия и других подвижников, радевших об устройстве Иверской лавры, о правилах ее и уставах, и впоследствии, когда принял жезл пастырский, все это на память будущим родам собрал в один свиток. Одним из первых деяний настоятельства его было – для хранения мощей блаженного Евфимия приготовить драгоценную раку, в которую с великим торжеством перенес он мощи святого из Церкви Крестителя, где были они первоначально погребены, в новоустроенный благолепно храм Богоматери. Десницу же Евфимия, богомудрыми писаниями просветившую народ иверский, положил в особенный ковчег, со святыми мощами первомученика Стефана, Богоносца Игнатия, Иакова Персского, Космы и Дамиана, сорока Мучеников и целителя Пантелеймона, и этот кивот всегда носил с собой, так что имя Евфимиево от Святой Горы до горы Черной славилось нераздельно с другими великими угодниками Божиими. Не хотел благочестивый Георгий оставить вне сыновней ограды и родителя Евфимиева, который дотоле почивал в церкви Архангелов: он мощи старца Иоанна положил подле любимого им сына и потом озаботился обретением и перенесением в тот же храм мощей прочих великих подвижников, помогавших Евфимию в переводе Священного Писания. Это были: блаженный Арсений, епископ ниноцминдский, для безмолвия пустынного на Святой Горе оставивший кафедру свою в Кахетии и знаменитый своей ученостью, священноинок Иоанн Гердзелидзе; оба они – скончавшиеся в затворе, вне обители, и погребенные при малой церкви святого Симеона Столпника.
Много перевели они и переписали своей рукой священных книг, ибо тогда Афон был духовными Афинами, рассадником просвещения для земли иверской. Георгий и сам, как великий писатель, умел достойно оценить труды их и восхотел сохранить потомству самые их останки. Он скорбел духом, что не знал места погребения их, но Промысл Божий, для возбуждения большей веры, открыл ему это. На общей их могиле выросло финиковое дерево, корни которого, глубоко проникнув в землю, обвились вокруг этих святых мощей и распространяли благоухание их. Георгий, вынув мощи из среды корней, положил их в притворе южной части соборной церкви, близ мощей святого Евфимия, и запечатал гробницу, чтобы никогда не открывать ее, украсив ее иконой и крестом, и установил, чтобы постоянно горели пред ними три неугасимые лампады.
После того преподобный начал заботиться об украшении самой церкви, в которую тогда проникла вода, так как церковь эта вначале не была покрыта свинцом, – и для того в 1050 году отплыл в Константинополь – просить пособия у императора Константина Мономаха. Мономах принял его с великой честью, ибо знал его лично и, уповая на его молитвы, очень уважал. Он спросил человека Божия о причине его прибытия, и Георгий отвечал: «Радуйся во Христе, светлейший между державными: Пресвятая Богородица, упование и прибежище богоспасаемого твоего царства, повелевает тебе, чрез меня, убогого, чтобы место постоянного Ее хваления, храм Ее в честной нашей обители Иверской, не был допущен тобою до совершенного разрушения от воды, за неимением крова в него проникающей. Повели отпустить свинец, чтобы в обновленном тобою храме могли постоянно возноситься молитвы о благополучном твоем царствовании!» Император с радостью исполнил прошение преподобного – велел отпустить ему свинец и доставить на царских кораблях.
Возвратившись на Святую Гору, Георгий благолепно покрыл храм и соорудил над ним купол – в том виде, в каком красуется он доныне. Воспользовавшись своим путешествием, он испросил у императора новые хрисовулы, которыми подтверждались древние, и тем немало расширил владения монастырские – особенно же обильные пастбища для больших стад. Чрез некоторое время плавал он в Царьград и в другой раз, когда услышал о приезде туда абхазского царя Баграта III-го и матери его Марии, со всем двором их. Обрадовались державные, увидев святого соотечественника, о котором столько наслышались, и много приобрели от него душевной пользы; со своей стороны, они осыпали щедрой милостыней обитель его и новыми хрисовулами оградили ее от обиды местных властей. Царица Мария избрала Георгия духовным отцом своим и от руки его приняла ангельский образ; при этом пожертвовала в Иверскую обитель для вечного поминовения литру золота, каковому примеру последовали и многие грузинские вельможи. В то время в Царьграде был кудесник, славившийся волхвованиями, производивший род свой от Симона волхва и умевший заговаривать хищных зверей. Император Мономах и царь Баграт дивились обаяниям его, но блаженный Георгий, скорбя духом о таком обольщении христианских царей, крестным знамением уничтожил всю силу обаяний кудесника и тем возбудил к себе столь великую доверенность царя Баграта, что он всеми силами старался перезвать Григория в свое отечество. Баграт предложил ему первую епархию своего царства – чхондидскую, получившую имя от того дуба, близ которого проповедовал просветитель Грузии, первозванный Апостол, но афонский труженик смиренно отклонил сан святительский и поспешил возвратиться в свою лавру, где с любовью приняла его братия. Вскоре после сего он снова явил свою силу над духами нечистыми.
В одном из отдаленных поместий Иверской обители, находившемся в пустынных дебрях и горах Фракии, куда еще не доходил никто из святых отшельников, – в так называемой Ливаде, обитали пришедшие из далеких стран славяне – люди тогда еще грубые и христианством не просвещенные. Они поклонялись идолу бабе, иссеченному из мрамора, и приносили ему жертвы. Душа блаженного Георгия возмущалась таким душевным омрачением словесных творений. Однажды, странствуя сухим путем в Царьград, он посетил это селение; жители, признававшие над собою господство лавры, гостеприимно встретили ее настоятеля и советовали ему, если хочет иметь успех в своем предприятии, поклониться идолу. Георгий спросил, где кумирня их – и славяне привели его в глухую дебрь, к бездушному истукану. «Завтра посоветуюсь с ним», – сказал Георгий и на рассвете, вооруженный одним лишь молотом, пошел опять в ту же дебрь со своим экономом и двумя поселянами из славян. Приблизившись к идолу, он осенил себя крестным знамением и прочел первое зачало Евангелия Иоаннова: в начале бе слово. Славяне говорили ему: «бог наш убьет тебя», но мужественный воин, осенив себя еще однажды знамением креста, взял тяжелый молот, разбил истукан на мелкие части и тем истребил заблуждение язычников: пораженные этим, они обратились к христианской вере.
Был ему дан свыше и дар пророчества. Правила тогда государством, в преклонных уже летах, вдова Мономахова, императрица Феодора, и просила царя Баграта отдать ей на воспитание дочь его, царевну Марфу. Баграт отпустил юную дочь в Царьград под надзором матери своей Марии, обитавшей в столице греческой. В то время был там по своим делам и блаженный Георгий. Случилось так, что в самую ту минуту, когда вступала в город царевна абхазская, скончалась императрица Феодора, и Георгий, по духу прозорливости, при многих вельможах сказал Марии: «Сегодня вышла царица, и царица явилась». Царевна Марфа возвратилась к своему отцу, но спустя немного времени новый император Константин Дука потребовал ее обратно и избрал своей невестой: тогда все увидели истину пророческих слов Георгия.
Но часто странствуя в Царьград по делам своей обители, а в самой лавре обремененный непрестанной заботой о многочисленной братии, блаженный Георгий с прискорбием сознавал, что завещание духовного его отца, затворника Сирского, не исполняется и данный ему от Бога талант зарывается в землю, ибо перевод Священного Писания – постоянная благочестивая цель всей его жизни – вперед не подвигался. Посему преподобный начал просить себе увольнения от должности настоятельской и, сколько ни умоляла его братия, со слезами припадая к ногам его, остался непреклонным. Он удалился из обители, не взяв с собой ничего из ее достояния: даже оставил в лавре и те священные рукописи и переводы, над которыми много потрудился, и вышел из обогащенного им Иверского монастыря в таком убожестве, что вне его ограды боголюбивые люди сочли нужным дать ему немного хлеба для продолжения странствования. За этим вскоре следовало и второе его бегство, ибо сперва он уклонился только от должности настоятельской и хотел водвориться в уединении на Святой Горе, но потом, видя, что и в пустыне не может обрести желанного безмолвия, от молвы людской и непрестанный посещений, решился совершенно оставить Афон.
Но, пришедши к духовнику своему на Черную гору, где думал обрести под его сенью желанное успокоение, Георгий был встречен горьким укором за то, что оставил вверенное ему от Господа стадо. Старец Сирский напомнил ему слова Господни апостолу Петру: любиши ли Мя? – паси овцы Моя, – и велел немедленно возвратиться на Святую Гору. Сын послушания повиновался и, придя на Афон, по просьбе братии принял опять настоятельство. Некоторое время управлял он обителью и, устроив дела монастырские, снова удалился, чтобы исключительно посвятить себя переводу Божественных книг. А так как братия не хотела отпустить его, то он отплыл в Царьград и там с помощью царицы Марии испросил себе увольнение от самого императора. Взял с собой царскую увольнительную грамоту и хлеба, сколько было нужно на трех человек, пошел он опять на Черную гору, где был принят всем братством с чрезвычайной любовью, но в житии его ничего уже не упоминается о строгом его духовнике, которого, быть может, не застал он в живых.
Вскоре после сего мать Багратова, царица Мария, отпущена была с великой честью из Царьграда на поклонение святым местам и прибыла в Антиохию, где патриарху и наместнику велено было принять ее со всевозможным великолепием. Но патриарх и правитель вместе с преподобным Георгием, который был в то время в Антиохии, рассудили, что неприлично матери царей иверских ехать в область сарацинскую, ибо Святой Град, по грехам христиан, находился тогда в руках неверных. Сколь ни тяжко было такое запрещение, однако благочестивая царица, как покорная по духу дочь преподобного, со смирением приняла его советы и только просила совершить за нее благочестивое странствование и раздать лично, в Иерусалиме и его окрестностях, ту царственную милостыню, которую приготовила она для убогих церквей и обителей Святого Града.
Это поручение нелегко было для труженика, который более всего искал уединения и покоя, чтобы ничто не отвлекало его от перевода Божественных книг: однако приятно было ему исполнить и волю царственной своей дочери, для спасения души ее. Вспомнил он и слова апостола Павла, по следам коего шел для исполнения возложенного на него дела: се ныне восхожу во Иерусалим, служити святым (Рим. 15, 25), и, при помощи Божией, с одним лишь учеником, благополучно прошел все опасные места на пути к Святому Граду. Вторично посетив Иерусалим, он имел утешение поклониться всем святым местам и принять благословение от святых отцов; милостыню же царскую раздал по всем убогим церквам и обителям. В то время блаженный отец Прохор, по воле царя иверского Баграта III–го, строил близ Иерусалима монастырь святого Креста, на том месте, где срублено было древо для Креста Господня. На устроение сей обители Георгий пожертвовал много денег, но благочестивый Прохор, как любитель духовного просвещения, просил его пожертвовать в обитель животворящего Креста первый плод его перевода священных книг, и Георгий, во исполнение сей просьбы, посвятил обители дело рук своих – Цветную Триодь. Возвратившись на гору Черную, где ожидала его царица, преподобный утешил ее извещением об исполнении ее поручения, и она уже не возвратилась в Царьград, но решилась остаток дней своих провести в Иверии при своем сыне царе, Баграте.
После сего, среди безмолвия Черной горы, блаженный Георгий весь погрузился в боголюбивый труд свой и при содействии благодати Духа Святаго продолжал переводить священные книги. Трудился он по большей части ночью, ибо вместе с тем нисколько не оставлял иноческого правила и церковных служб, не давал себе ни малейшего покоя и, как трудолюбивая пчела, готовил сладчайший мед в своем улье – переложение всего Священного Писания на язык иверский, которым усладил этот дотоле несовершенный язык и неоцененным сокровищем обогатил свою Церковь. Все, что было до него переведено неверно или грубо, он очистил, как злато, в горниле своего ума; все, что было начато или не вполне изложено блаженным Евфимием, он окончил, распространил и тщательно сличил с подлинниками греческими, – особенно книги Нового Завета.
Местом пребывания Георгия были – то обитель святого Симеона Дивногорца, то пустыня Романова, или монастырь Калиппост; неусыпными своими трудами равно изумлял он и греков, и грузин, и сирийцев. Часто призывал его к себе для духовной беседы блаженный Иоанн, патриарх Антиохийский, и советовался с ним не только о пользе душевной, но и о делах церковных – особенно когда в Антиохии сгорел кафедральный храм святого Петра. Патриарх сильно потрясен был сим пожаром, но Георгий словом утешения рассеял душевную его скорбь. «Отче святый! – говорил ему Иоанн, – если бы не твое сладостное слово – душа моя доведена была бы до уныния». После кончины этого кроткого пастыря место его на кафедре антиохийской заступил ученый муж Феодор Вальсамон – но вначале он не имел духовной опытности и заимствовал ее из бесед с Георгием.
Некоторые из приближенных к патриарху стали внушать ему, что земля иверская, обращенная проповедью святой Нины, была крещена патриархом Антиохийским Евстафием и его клиром и долгое время находилась в зависимости от этого престола, но впоследствии начала иметь независимых католикосов и не по праву вышла из-под зависимости антиохийской Церкви, ибо никто из апостолов лично в ней не проповедовал. Патриарх Феодор спрашивал о том блаженного Георгия и предлагал ему употребить свое влияние, чтобы внушить царям иверским снова подчинить Иверию престолу антиохийскому, угрожая в противном случае жаловаться другим вселенским патриархам, чтобы невежество народа иверского просвещено было правилами церковными. Но блаженный Георгий смиренно отвечал патриарху: «Напрасно, владыко святой, упрекаешь ты кроткий и благочестивый народ наш в невежестве: вот я, последний из братий, дам тебе за них ответ. Если сомневаешься касательно проповеди апостольской в земле нашей, вели принести книгу, называемую Странствования апостола Андрея Первозванного, и там найдешь истину».
Патриарх велел немедленно принесть из книгохранилища эту книгу, и она была принесена находившимся при нем Феофилом, родом из Грузии, который впоследствии занял кафедру митрополии Тарзской. Между тем, Георгий говорит патриарху: «Ты хвалишься, владыко святый, что занимаешь кафедру верховного апостола Петра, но мы – достояние брата его, который самого Петра призвал ко Христу. Притом проповедовал нам не один Первозванный, но и другой из апостолов – Симон Кананит, почивающий в абхазской нашей земле, в городе Никопсии; с тех пор мы твердо стоим в православии и в заповедях апостольских. Мы, если должно, будем покоряться тебе, но, владыко, – с улыбкой продолжал он, – не прилично ли и то, чтобы званный покорялся призвавшему его? Напрасно упрекаете вы нас в невежестве и легкомыслии: бывали и такие времена, когда православие потрясено было в пределах Греции и готфский епископ принужден был искать себе рукоположения у нас – в престольном городе наших царей и католикосов, Мцхете, – как описано это в синаксаре». Патриарх изумился глубоким познаниям и красноречию святого мужа и сказал своим епископам: «Посмотрите – один простой инок победил все наше собрание; будем остерегаться, чтобы он не превзошел нас не только словом, но и делом». С тех пор и Феодор Вальсамон, подобно предместнику своему, блаженному Иоанну, стал во всех церковных делах советоваться с пришельцем иверским и весь клир и народ антиохийский начали любить его и уважать, как духовного своего отца и наставника.
Между тем, все монастыри Черной горы, населенные преимущественно грузинами, напоялись очищавшим души их потоком книг святого Георгия, ибо каждая обитель переписывала для себя это сокровище. Более же всех ревновал о том блаженный Антоний Липарит, из владетельного дома князей Орбелиани, который велел переписать новый перевод Священного Писания для монастыря своего – святого Варлаама, в Абхазии. Когда весть об этом дошла до слуха благочестивого царя Баграта, он написал от себя похвальную грамоту труженику Георгию, благодаря его за совершенный труд, которым мало-помалу стали украшаться все иверские церкви; Баграт, его мать, царица Мария и сын Георгий, католикос и все епископы Абхазии и Иверии, исполненные уважения к великому светилу, востекшему на небосклоне отечественной их Церкви, умоляли святого, письменно и чрез посланников, утешить родную землю своим присутствием, чтобы все они могли насладиться его лицезрением.
Убедительнее всех писала ему духовная дочь его, царица Мария, от лица своего сына: «Отче святый! – говорила она, – там, на Черной горе, мало наших монастырей, ибо эта страна чуждая, но царство мое обширно и славно: много в нем кафедр епископских и обителей иноческих, весьма именитых. Да возбудит же Господь святость твою придти к нам, чтобы и мы получили от тебя благословение и просвещение духовное и церкви наши исполнились животворящим потоком богодухновенных твоих книг». Но Георгий не соглашался, опасаясь молвы людской, особенно же боялся, как бы не посвятили его против желания в сан епископский. Узнав о том, благочестивый Баграт собственноручно удостоверил его, что не будет ничего сделано вопреки его воле и что одно только питает он желание – заимствовать от старца просвещение духовное и вверить себя, сына, царский дом и все свое царство святым его молитвам и духовному руководству.
Блаженный Георгий не мог долее противиться столь искренней любви царской и усердному молению, однако ж хотел, по всегдашнему своему обычаю, и на этот раз испытать волю Божию и, положив на престол два вопроса о том, идти ли ему в Иверию или нет, молитвенно взял с престола одну из написанных им хартий: жребий выпал – идти, и он стал собираться в путь. Услышав о таком решении, обрадовался царь Баграт и послал к нему собственного служителя Иоанна, с конем и нужными деньгами, чтобы святой мог взять с собой и присных своих учеников, о чем писал также патриарху и наместнику антиохийскому.
3.Путешествие Георгия в Грузию
Здесь изменяется самый образ рассказа и писатель жития как бы уже от своего лица пишет тем, кто просил его описать житие преподобного. «Здесь конец нашему слову к вышеупомянутым событиям, которые убедили нас описать жизнь святого со дня его рождения. О блаженнейший! Доселе ты знал все и только представлял, будто не знаешь жизни того, кто не скрывал от тебя ни одной йоты из сердечных своих помыслов. Теперь сообщу святыне твоей об отъезде нашем на Восток (т.е. в Иверию), и о всем, что произошло до возвращения в столицу греческую и до преставления святого. Так как ты настоятельно повелевал мне, недостойному, написать о нем что-либо приличное, то я вкратце изложил все, что мог. Слишком далек я от святости блаженного Георгия – как далек призрак от человека, но повеление твое заставляет меня описать, как мы совершили свой путь в Иверию и какова была блаженная кончина святого. Я подобен ленивому путнику, который, не дойдя до предположенного места, останавливается на пути, ибо постоянно кружусь около горы и не могу взойти на самую гору, но да будет со мною Христос, истинный Бог, и святое твое благословение, чтобы мне безпрепятственно шествовать по пути моего слова». Умолчал о себе неведомый писатель; неизвестно имя его, равно как и того лица, к кому обращена его речь, но можно предполагать, что это говорит блаженный затворник, духовник Георгия, если только был он еще жив.
Оставляя дивную эту гору, – пишет он, – мы помолились над гробницей Симеона и Марфы и в напутствие от них и от тебя получили святое благословение. Потом выехали из Антиохии и приблизились к реке Евфрату; здесь узнали мы, что по грехам нашим турки овладели всей Месопотамией и Сирией, и потому мы поворотили к Севасте, надеясь, что там все еще мирно, – однако ж турки и здесь опередили нас и сожгли город. Не ведая о том, мы продолжали путь и едва было не попали в руки врагов; одно только милосердие Божие спасло нас, ибо отовсюду слышался нам голос: «Куда идете?», – хотя – Бог свидетель – не видно было никого, кто говорил бы нам это; предостерегал нас именно голос ангела. Оставив большую дорогу, пошли мы малыми стезями, чрез дремучие леса и непроходимые ущелья; и после утомительного странствования днем и ночью достигли наконец Кесарии, а оттуда направились уже к морю, ибо идти далее по суше было невозможно. Так вступили мы в Евхаит, где поклонились гробу святого великомученика Феодора. Местный епископ, муж святой и благочестивый, благосклонно принял нас и много беседовал с нами о спасении души. Из Евхаита пришли мы к ближайшему приморскому городу Самисону и, здесь продав своих коней, на кораблях отплыли в Абхазию, благополучно достигли крепости Поти и, поднявшись по реке Риону, прибыли в столичный город Кутаис во время виноградного сбора.
Царь Баграт в то время находился в Карталании и, едва только узнал о пришествии святого аввы, немедленно послал одного из своих сановников, чтобы последний с великой честью привел к нему блаженного Георгия. Нам сопутствовал епископ кутаисский Иларион, смиренно ставший в число учеников аввы Георгия. За три часа расстояния от столичного города Мцхета царь Баграт выслал к нам для почетной встречи архиереев и сановников своих, а сам встретил нас в дверях своей палаты. С духовной радостью принял он благословение от святого старца, ввел его за руку в палату и, посадив возле себя, сказал: «Благословен Господь! Ныне спасение всему моему царству – ибо я удостоился видеть второго Златоуста», – и все сановники говорили: «Благословен Господь, явивший нам такого мужа для спасения душ наших!» Велика была радость во всем царстве.
Спустя месяц после нашего приезда царь Баграт с помощью Божией одержал славную победу над мятежными князьями Абашидзе, которые, гордые своим богатством, силой мышцы и множеством народа, долго воевали против него и домогались взять в плен самого царя, но Баграт пленил всех пятерых, как безсильных младенцев. После того немедленно послал он за святым аввой, чтобы сообщить ему свою радость, и в духе христианского смирения отвечал на отеческое его приветствие: «Эта победа, отче святый, дарована нам твоими молитвами, ибо много раз поднимал я оружие на непокорных и никогда не имел успеха: ныне же, ради твоего пришествия, совершилось чудо и твоими молитвами возвеличилось мое царство». При этом открыл ему царь все лукавые замыслы рода Абашидзе. Так как наступала уже зима, то Баграт по своему обычаю собирался провести ее в Абхазии, на теплом помории, и просил святого Георгия сопутствовать ему, чтобы отдохнуть зиму в благорастворенном климате. Но когда достигли они обители Мартвильской, в Мингрелии, местный епископ чхондийский, бывший также учеником аввы, не пустил его далее и умолял остаться у себя на зиму.
Весной царь Баграт, возвращаясь в Карталинию, опять пригласил с собой святого старца и для его успокоения дал ему в лучших местах благоустроенные лавры: сперва – обитель Недзви, в Карталинии, а потом – знаменитую лавру Шатберди, в Кларджете, но и тут не хотел с ним расстаться и, несмотря на ежедневные свидания, не мог довольно насытиться сладостью речей из медоточивых его уст:
– Отче святый! – говорил ему царь, – для того мы и утруждали твою святость, чтобы ты исправил все недостатки и заблуждения душ наших, чтобы тайное обличил тайно, а явное уврачевал явно, без всякого лицемерия, ибо все, что ты ни повелишь, я приму как бы из уст самих апостолов.
Царь подвел к авве старшего своего сына Георгия и, вложив его руки в руки старческие, сказал:
– Вот отдаю тебе душу этого отрока и потребую ее от тебя в день судный, пред Богом.
Георгий благословил юного царевича и сказал:
– Господь да благословит тебя и в сей жизни, и в будущей, и, как некогда великому Константину, да покорит всех врагов к подножию ног твоих.
Кроме того, написал он душеполезные поучения и вручил их отроку, чтобы тот постоянно читал их, удаляясь от людей строптивых и нечестивых. Царевич с любовью принял поучения святого старца и во всем покорялся ему, как послушный сын доброму отцу.
С тех пор начали постоянно притекать к святому авве и приносить пред ним покаяние в грехах своих не только царь и католикос, но и сановники, и пресвитеры, иноки и инокини, люди богатые и бедные, и до такой степени со всех сторон обступали его, что мы едва успевали принимать пищу. Просвещенный свыше, человек Божий просветил всю свою страну, исправляя недостатки ее, тайные и явные. Первое свое обличение безстрашно и нелицемерно обратил он против самого Баграта, увещевая его, чтобы кафедр епископских не вверял он невеждам и нечестивцам, привыкшим к суете мира и скитальческой жизни, но чтобы избирал людей достойных, воспитанных в иночестве, под надзором добрых наставников, дабы молитвами их преуспевало в мире царство и миряне не было осуждены за грехи духовных. Святой старец поучал также царя о суде и правде, внушая ему, чтобы, по слову Давида, оправдывал смиренного и убогого и из лицеприятия не склонял весов правосудия, особенно же – чтобы возлюбил он милостыню, ибо милость и правду любит Господь, и чтобы начинал исправлять безпорядки с самого себя, и потом уже искоренял бы их в народе.
Подобным образом наставлял святой старец и иноков, и инокинь, и весь народ, и свои наставления предлагал в виде поучений, какие соответствовали их званию: невеждам напоминал он о нужде познания, богатым внушал милосердие, бедным – терпение, и не с пустыми руками отпускал он своих слушателей, но укреплял и восставлял он падших, спасал утопающих в волнах страстей, не допуская их до конечной гибели, и, как искусный кормчий, направлял всех к безбурной пристани.
– Знаю, святой отче, – говорит описатель жития его, – что ты желаешь узнать от меня и то, как совершилось собрание сирот и каким образом блаженный Георгий совокупил воедино такое множество их.
Сперва нашли мы, что присные великого аввы на своей родине бедствуют: это были два его племянника – сыновья его сестры и малолетние их дети. Георгий принял их, по словам Писания: приснаго рода твоего да не отвергнеши. Других сирот собрал он из чуждых мест: тех обрел в пустыне, этих выкупил из рабства или спас от погибели нравственной, и от такого падения возвел их на степень пресвитеров Христовых. Слух о том, что Георгий призревает сирот, распространился по всей Иверии, и дети начали собираться к нему отовсюду: иных приводили родители и иногда тайно оставляли детей у дверей его дома, другие сами бежали от родителей в тихое пристанище – и таким образом собралось их до сорока человек. К собранию этих сирот было много причин: во-первых, богоподражательное его милосердие, во-вторых, сильное его желание,чтобы народ еще в детстве изучал переведенное им на родной язык Священное Писание, ибо нежная природа детского возраста, как мягкий воск, удобно приемлет все впечатления, и юные ученики могли со временем сами сделаться учителями. Георгий не обманулся в своем ожидании. Была еще и третья причина: сам он, на Святой Горе, проходя сперва должность диакона, а потом настоятеля, много видел подвигов, совершаемых ее иноками, – но земля наша далеко от этой Святой Горы: немного ученых мужей приезжало оттуда к нам, а кто и приезжал, тот в скором времени возвращался. Блаженный Георгий желал собранных им детей, как словесное стадо и чистейшую жертву, привести к святому отцу нашему Евфимию и сделать их певцами или чтецами в святой его церкви, чтобы память богоносных мужей совершалась здесь торжественно (слова эти показывают, что сам писатель жития обитал на Афоне, в лавре Иверской).
Георгий пребывал на земле иверской пять лет; многие епископские кафедры и иноческие обители переписали его перевод Священного Писания; многое исправил он в церковных обрядах и всем показал путь к вечной жизни, объяснив заповеди и церковные правила письменно и словесно. Так умножил он данный ему от Бога талант, ибо просвещение и принесение стольких душ в жертву Богу едва ли не выше было и чудного его перевода Божественных книг: блаженный Георгий довершил дело проповеди святых апостолов Андрея и Симона, ибо Первозванный прошел всю страну нашу, а Кананит совершенно вселился в ней, так как в Никопсии почивают святые его мощи[133].
В это время в наказание за грехи наши восстал из Вавилона второй Навуходоносор – султан сельджукидов Альп-Арслан, и явился в Ахалкалаки, что в Джавахетии, где были собраны все сироты блаженного отца. Однажды около полудня сидели мы в келье Георгия; внезапно на лице его выразилось сперва изумление, потом испуг, и он, сказав: «На этот город идет гнев Божий», – и немедленно велел всем собираться в путь. К вечеру мы уже вышли из города, а чрез три дня, действительно, постиг его гнев Божий: не только жители его, но и знаменитейшие сановники земли иверской – все погибли под мечом. Благочестивый Баграт впал в уныние; человек Божий словом утешения рассеял душевную его тоску, и сам царь сознавался впоследствии, что умер бы от печали, если бы не видел святого старца.
4.Кончина Георгия
Между тем, по откровению свыше, Георгий уразумел, что уже приблизилось время его кончины, и он подвигся духом идти на Святую Гору, чтобы положить кости свои там, где воссиял ему свет разума Божественных Писаний и утвердил собранных им чад в ограде святого Евфимия. Но как некогда сему великому авве, так и самому Георгию суждено было окончить дни свои не на Святой Горе, а в престольном граде.
Георгий, прежде чем предпринял последнее свое путешествие, посетил благочестивого царя Баграта, чтобы выразить ему свою благодарность за радушный прием и объявить о своем удалении; он исполнил это словами, проникнутыми Божественной мудростью.
– Государь! – говорил Георгий, – я покорился твоему повелению и оставил землю, которая не входила в план моих подвигов и где отдыхал я от многих треволнений мира; послушайся ныне и ты моего убожества и отпусти меня опять, как и прежде, в землю моего странствования, напутствуй туда твоими молитвами и благословениями, да достигну я места погребения духовных моих отцов, как некогда кости родоначальника Иакова, скончавшегося в Египте, и кости Иосифа, по завещанию их, перенесены были в землю обетованную, в общую гробницу отцов их Авраама и Исаака. Если благочестие твое что-либо приобрело от моего присутствия и устроилось твое царство, то это дело принадлежит тебе, ибо призвал меня ты, а не сам я к тебе явился. Вот и грамота твоя, некогда ко мне писанная, которой ты, как царь этой земли, обещал мне безопасность и полную свободу: итак, отпусти меня ныне к царю вселенной, в Царьград, собирающий и упокоивающий всех тружеников.
Умилился царь и пролил много слез, со всеми своими сановниками и епископами. Напрасно старался он умолить старца, чтобы тот остался в родной земле: Георгий пребыл непреклонным. Наконец державный Баграт должен был отпустить его и отпустил с великими дарами. Все царство скорбело о нем – все как дети плакали о лишении отца своего, ибо все сановники и епископы были духовными его чадами. Царь вручил ему письмо к императору Константину Дуке, который за несколько времени пред тем просил царевну Марфу в невесты сыну своему, – и царица Мария, прощаясь с Георгием, напомнила ему о давнем его предсказании. Со святым старцем отпущены были инок Петр, бывший некогда патрикием, Аарон и другие лица, духовные и светские. Плавание их хотя было бурно, так что все опасались за жизнь, однако ж, молитвами преподобного, благополучно достигли они Константинополя.
Император обрадовался прибытию святого мужа и на другой же день пригласил его в свои палаты. Георгий приветствовал как его, так и сына его, кесаря, похвальной речью, исполненной искренности и смирения, – и державный подивился красноречию его.
– Благодарю севастоса Баграта, – сказал он патриарху Константинопольскому, – что прислал он нам человека, подобного ангелам, который хотя родом и грузин, но во всем следует обряду нашему.
Из грамоты же Багратовой еще более уверился он в достоинстве святого мужа, ибо Баграт писал, что он «посылает к нему учителя всей Иверии, уподобившегося безплотным, который своими молитвами утвердит вселенское его царство». Посему император объявил Георгию, что исполнит все его желания, и вступил с ним в духовную беседу о делах церковных и обрядах веры.
В то время при царском дворе находилось много именитых мужей из числа римлян и армян и сам последний царь армянский – Гагик, бежавший в Царьград из покоренной сарацинами столицы его Ани. Император в присутствии их расспрашивал святого старца о различии исповеданий, извиняясь тем, что, как державший всегда меч и скипетр, он мало знаком с предметами церковными, хотя по-настоящему православие должно утверждаться от царей. Константин желал знать, во всем ли согласна Церковь Иверская с православной Церковью греческой, и весьма был утешен, когда святой Георгий ясными доказательствами засвидетельствовал, что Церковь Иверская, приняв однажды православие, никогда от него не отступала. Император возблагодарил за это Бога и потом спрашивал еще о разнице, какая существует в догматах и обрядах между греками, римлянами и армянами; на все эти вопросы авва Георгий давал ему удовлетворительные ответы, так что державный, святитель и сановники изумлялись ясности, с какой излагал им Георгий самые глубокие истины и то, чего не могли изъяснить им ни римляне, ни армяне.
Архимандрит Иверской лавры и Афонской Горы Георгий находился тогда в Царьграде; этот человек, добрый и праведный, весьма обрадовался, узнав о возвращении святого Георгия, которого знал на Святой Горе.
– Благословен Бог! – говорил старец, – Сам Господь привел тебя обратно к нам; вот и монастырь твой пред тобой.
На другой день опять потребовали Георгия и бывших с ним к императору; с ними вместе предстал пред лицо царское и архимандрит. При этом державный сказал Георгию:
– Иди, благочестивый старец, опять в свою обитель и там воспитывай твоих сирот – ибо так писал нам о тебе брат наш, севастос Баграт; доброе дело, что он прислал к нам настоятеля лавры Иверской. Но покажи мне твоих сирот, чтобы я мог оказать им милость; исполню и все другие твои просьбы, какие только предложишь мне.
Наступил праздник святого Иоанна Предтечи; мы пошли в обитель Студийскую поклониться честной его главе и, приобщившись там Святых Таин, возвратились на свое подворье Ксеалон. Доселе, блаженнейший, ровен и приятен был путь моего слова, но теперь лучше бы мне умолкнуть, ибо сердце мое стесняется и руки дрожат, когда помышляю о сиротстве своем. Как опишу тебе последние дни жизни моего аввы и прощальные речи? Но, послушания ради, подвигну слабый язык мой и доскажу свою повесть.
Святой отец наш предчувствовал блаженную свою кончину, когда на обратном пути из обители Студийской начал изнемогать и когда мы думали, что это только от одной усталости, ибо святой авва имел обычай на самые отдаленные богомолия ходить не иначе, как пешком. За два дня до праздника святых Апостолов он сказал нам:
– Будьте готовы взять с собой моих сирот, чтобы представить их царю, – так как нам было уже объявлено определение царское, что сироты должны предстать пред лицо царя вне города, – в долине, называемой Филопатрос. Потом Георгий присовокупил:
– Если не увидим его сегодня, то завтра это будет уже не в наших руках, – мы не поняли тогда значения его слов.
Старец без посторонней помощи легко сел на коня и также свободно спешился в предназначенной долине, где ожидали мы возвращения царского. Когда император и сын его приблизились верхами, все мы пали на землю и пропели ему многолетие. Державный изумлен был множеством сирот и их малолетством, ибо некоторым было едва ли по семи лет, и все они были облечены в короткие монашеские мантии. Державный похвалил милосердие страннолюбивого старца.
Тут блаженный Георгий подал челобитную царю и сказал ему:
– Я собрал этих сирот в Иверии и научил их имени Божию, а ныне представил их пред лицо царского твоего величества. Воспитывай их по своему благоволению и охраняй, как молитвенников о душе твоей, ради благоденствия собственных твоих чад.
С императором стояли три его сына и царь армянский с сановниками римскими. Вручив челобитную, Георгий присовокупил:
– После Бога, предаю их тебе.
Император велел сиротам прочитать часы, чтобы испытать их в чтении, но блаженный велел им вместо того пропеть отходную песнь святого Симеона Богоприимца: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко , – знаменуя тем близкое свое отшествие к Богу. Это знаменательное слово мы поняли, однако ж, только на другой день, когда старец уже скончался.
Накануне праздника верховных Апостолов, когда никто не ожидал всех нас поразившего горького удара, мы нечаянно узнали, что блаженный отец наш тихо преставился к Богу, – и никто из нас не был свидетелем мирной его кончины. Прежде все узнал о том бывший патрикий, священноинок Петр, пламенно любивший своего наставника. Исполненный скорби, пришел он передать плачевную весть императору.
– Мир державе твоей, – сказал он, – и многая тебе лета, с царственным твоим сыном! – Тот святой инок, который еще вчера вручал вам обоим сорок безприютных сирот, ныне уже сам предался в руки Божии и от царя земного перешел к Царю Небесному. Вчера он умолял тебя о покровительстве своим сиротам, а сегодня сам молится за тебя Отцу сирых, Судии вдов и Царю царей земных.
Прослезился царь и после первого изумления за все воздал хвалы Богу.
Мы положили священные останки блаженного Георгия в ковчег из негниющего дерева и отплыли морем на Святую Гору, которой благополучно и достигли. Святогорцы благосклонно приняли нас как своих присных братий, а святого отца нашего, хотя уже усопшего, – как живого наставника, ибо из прежних его учеников в лавре Иверской оставалось в живых еще много. С теми же почестями, с какими некогда встречали они блаженные останки Евфимиевы, встретили и раку Георгиеву: на руках иерейских принесли ее в церковь и поставили пред гробницей святого Евфимия, а оттуда перенесли в церковь Всех Святых, где оставалась эта рака около года, доколе не пришло повеление от патрикия Петра и достопочтенного настоятеля нашего Георгия Ольтисели, которого утвердил император в этом звании после кончины блаженного. Оба они приплыли на Гору Афонскую; в их присутствии открыта была гробница великого ктитора лавры, Георгия Торникия, и нетленные останки святого старца Георгия, вынутые из ковчега как бы совершенно живыми, положили в одну мраморную гробницу с Торникием, как останки второго ктитора лавры. Погребение их совершилось 24 мая 1067 года, но лавра Иверская установила совершать память Георгия 30 июня, в день дванадесяти Апостолов, ибо за равноапостольные его подвиги причла его к их лику как тринадцатого.
 
Память преподобного Гавриила Иверского[134]
Преподобный Гавриил был родом из Грузии (Иверии), отшельнически подвизался в пределах Иверской обители и за высоту своей жизни удостоился услышать Божественный глас, повелевавший ему сойти с неприступных высот, где он подвизался, на море, и принять с оного чудотворную икону Госпожи Богородицы Портаитиссы[135].
 
Память св. преподобномучеников иверских
Святые эти преподобномученики пострадали от папистов, разорявших святую Афонскую Гору в царствование византийского императора Михаила Палеолога (1260–1281 гг.). За дерзновенное обличение латиномудренных в ереси одни из мужественных иноков обители Иверской были ввержены еретиками в море, а другие отведены в плен.
Память их в Ивере совершается 13 мая. Общая же память св. новомучеников празднуется на св. Афонской Горе в неделю 2-ю по неделе Всех Святых.
Подробное сказание о сих св. преподобномучениках иверских см. в «Повести о нашествии папистов на Святую Гору», помещенной нами под 10 октября, во 2-й части Афонского Патерика.
 
21 МАЯ
Страдание святого преподобномученика Пахомия[136]
Святой преподобномученик Пахомий был родом из Малой России, сын благочестивых родителей. В молодости похитили его татары и продали одному турку, по ремеслу кожевеннику, который и увез его с собой в свою отчизну, в так называемое местечко Усаки, находящееся в области Филадельфийской (в Малой Азии). Мусульманин, научив юношу мастерству своему, всячески старался увлечь сего невинного в магометанство, но Пахомий, хорошо понимая ремесло и прилежно занимаясь им, гнушался и слышать не хотел о нечестивом учении Магомета. Напрасно неистовый турок употреблял палочные побои, угрозы и голод – юный Пахомий за благочестие выносил все это с радостью и твердостью духа. Таким образом, целых двадцать лет оставался он в рабстве и плену, служа жестокому господину с полным усердием и преданностью. Между тем, агарянин, видя, что не может подействовать на сердце мужественного юноши ни угрозами, ни побоями, ни пытками, пустился на сатанинские хитрости: у него была дочь-девица, и ее-то он задумал употребить орудием к увлечению Пахомия в отступничество от веры Христовой. Турок начал ласкать его, уговаривать и, предлагая ему в замужество дочь свою, обещался сделать полным наследником всего своего имущества, но девственный юноша с твердостью и презрением отверг ласки и предложения своего господина, предпочитая целомудрие всем сокровищам мира и повторяя в сердце своем апостольское слово: кто ны разлучит от любве Христовы; скорбь или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или меч (Рим. 8, 35). Наконец, господин его, видя непреклонность его мысли, освободил его и дал ему позволение идти куда хочет. Пахомий прославил Господа и уже совсем было готовился в путь, как вдруг опасно заболел. Между тем, соседние турки, узнав о всем, что происходило с Пахомием, и не желая выпустить его из своих рук, захотели самую болезнь его употребить в свою пользу. Собравшись в дом, где лежал в болезни юноша, они ложно разгласили, что во время болезненных припадков он отрекся от Христа и дал им слово потурчиться, как скоро поправится в силах. Вследствие сего, когда он начал поправляться от болезни, его насильно одели в турецкое платье, не совершив, впрочем, обряда обрезания. Как ни отвращался, как ни отрицался и как ни проклинал Магомета и его учение Пахомий, турки слышать не хотели, твердя одно, что он уже однажды навсегда отрекся от своей веры и принадлежит их пророку. Делать было нечего: Пахомий в негодовании удалился оттуда в Смирну под видом купца, и оттуда, сбросив с себя турецкое платье, отправился на святую Афонскую Гору, где, близ Свято-Павловской обители, у одного добродетельного старца Иосифа, имевшего особенный дар рассуждения, и провел двенадцать лет в послушании, приняв от него ангельский образ и исповедав все, что с ним происходило и что случилось в минувшие годы. В это самое время в Кавсокаливском ските славился чудной жизнью преподобный Акакий. Пахомий неоднократно слышал о великом его подвижничестве и, желая по силам подражать ему и научиться опытом иночеству, переселился туда, шесть лет провел под руководством преподобного Акакия, питался трудами рук своих, так что наконец и сам сделался образцом истинно подвижнической жизни и украшением своего времени. Следствием сего и было то, что все его любили и пользовались назидательным примером жизни его.
Но между тем, как таким образом Пахомий восходил от силы в силу духовной жизни, сердце его невольно трепетало, когда смущенный помысл приводил ему на мысль -–не отрекся ли он в самом деле Христа в болезненном припадке или в безпамятстве.
– Ведь без повода турки не могли же привязаться ко мне, – думал он, – и облечь меня в одежды зеленого цвета, который принадлежит собственно торжеству нечестивой их веры.
Долго не мог он преодолеть душевного своего волнения и наконец открылся в том своему духовному старцу, прося у него благословения на мученический подвиг. Старец, полагая, что это следствие гордости, а не благодатных действий Духа, укорил его, побранил и выгнал от себя. Несмотря, однако ж, на то, Пахомий в течение целого года докучал своему старцу желанием мученичества, и целый год старец бил его, уничижал и томил канонами, думая, что Пахомий страдает от духа гордости. Наконец, видя, что эта мысль не оставляет Пахомия, вместе с ним обратился с молитвой к Богу, прося открыть святую Его волю, а потом оба они обратились к советам известных тогда старцев, особенно же дивного Акакия, которые и благословили юношу на желаемый подвиг. Итак, Пахомий, в сопровождении своего старца Иосифа, отправился со Святой Горы к прежнему своему господину, в местечко Усаки. Там турки тотчас узнали Пахомия, и лишь только появился он, схватили его и представили к своему эфенди, начальнику местечка, объявляя, что Пахомий был в рабстве у их соседа и по собственной воле отрекся Христа, вследствие чего и принят ими в магометанство, и прилично одет, а теперь изменил своему слову и является в монашеском христианском платье.
– Правда ли это? – спросил эфенди Пахомия.
– Лжецы ложь и говорят, – дерзновенно отвечал святой мученик. – Даже и на мысль не приходило мне отречься Христа Бога истинного. Если бы и все безчисленные виды мук истощили они надо мною и придумали разные роды смерти, ничто не заставило бы меня никогда отречься христианской веры, которую исповедую истинной, а вашу – ложной и нечестивой!
– Терять времени и слов с тобой нечего, – вскричал в бешенстве судья, – или сбрось с себя эти одежды и, как дал прежде слово, будь наш, или ждет тебя самая мучительная смерть. Выбирай любое!
Когда святой Пахомий избрал последнее, его отвели в темницу, где он и пробыл двое суток без пищи, без пития и без утешений со стороны христианского слова. Наконец, на третий день судьи решили умертвить святого. Эту весть передал ему тюремный надзиратель. С чувством невыразимой радости, прославляя Бога, выслушал эту весть святой мученик и всю следующую ночь провел в славословии и молитвенном подвиге. Утром, когда представили его к судье для конечного истязания, Пахомий с прежним дерзновением исповедал Господа Иисуса, за что и был отдан исполнителям смертного приговора. Когда повлекли его связанного на место казни, множество турок и христиан следовали за ним: первые из них неистовствовали над страстотерпцем, оплевывая и понося его, а последние, то есть христиане, желали видеть блаженную его кончину. Тогда как в тайной молитве молился за всех святой Пахомий и, достигнув места своей смерти, преклонил колена, палач не хотел обезглавить его и шептал ему вполголоса, чтоб не губил напрасно своей жизни, а лучше отрекся бы своего Христа и наслаждался земным блаженством, которое предоставляет ему Магомет и верные его рабы.
– Делай то, что тебе приказано, – отвечал святой Пахомий, – и не теряй напрасно времени!
И святая глава дивного страстотерпца была отсечена! Таким образом Пахомий получил славный венец мученичества: святые мощи его чрез три дня взяты были христианами и честно похоронены. А палач, едва только отсек голову мученика, тотчас взбесился, кричал и испускал пену, бегал по городу и после немногих дней умер. В то время, когда так торжественно и дивно страдал за Христа святой Пахомий, старец его Иосиф скрывался, опасаясь турок; потом узнав, что ученик его усечен, прославил Господа, пришел на место, где лежало страдальческое тело его, поклонился и, заливаясь слезами, сказал:
– Итак, мой возлюбленный Пахомий, ты достиг и получил желаемое; молись же теперь Господу о мне и о всех призывающих тебя в помощь.
Когда наконец похоронили святые мощи мученика и старец его Иосиф чрезвычайно тревожился мыслью, чтоб не проведали о нем турки, и когда от этой мысли трепетал он и ужасался, является ему в сонном видении Пахомий, осияваемый небесным светом, и весело говорит ему:
– Не бойся, старец! Ты будешь охранен!
Преподобный мученик Пахомий тогда же видимо прославлен был от Бога чудесами: одна христианка из тех мест, страдая от юности головной болезнью, с верой призвала в помощь преподобномученика Пахомия и, помазав болезненные части кровью его, совершенно исцелилась от долговременной своей болезни. В признательность за то она передала на святую Афонскую Гору известие о святом мученике и об исцелении своем, прося там написать святую икону его и прислать ей в благословение, что и было исполнено, в честь и память святого преподобномученика Пахомия, в славу же Христа Бога, со Отцом и Духом Святым славимого. Аминь.
Святой Пахомий пострадал 1730 года, 8 мая, в день Вознесения; однако память его в греческих минеях (изданных в Константинополе в 1842-43 гг.) положено праздновать в 21 день сего месяца. Святые мощи его находятся на острове Патмос, в монастыре святого Иоанна Богослова.
 
28 МАЯ
Память преподобного отца нашего Иоанникия, архиепископа Сербского[137]
Преподобный Иоанникий, сын благочестивых родителей, еще в юности оставил мир и по любви ко Господу нашему Иисусу Христу возлюбив целомудренное житие, принял на себя монашеский образ.
Он был учеником св. Саввы Второго[137], еще до избрания его на архиепископский престол Сербской Церкви, который очень любил преподобного за его добродетельное житие. Посему Иоанникий сопутствовал своему старцу св. Савве во Святой Град на поклонение живоносному гробу Господню. В Иерусалиме, по желанию св. Саввы, преподобный Иоанникий был рукоположен во диакона и затем удостоен и благодати священства. Возвратившись затем из путешествия, св. Савва и ученик его, преподобный Иоанникий, поселились в св. Афонской Горе, где довольно времени подвизались о Господе в пустынных трудах и постничестве, претерпевая гонения и скорби, а нередко и мучения от разорявших тогда Святую Гору безбожных разбойников-корсаров. Наконец, по смотрению Божию, св. Савва пожелал возвратиться в свое отечество Сербию, взял с собой и преподобного Иоанникия, с которым не хотел разлучаться, как со своим многолетним спостником и сподвижником. Но любовь к любезному уединению сильно влекла преподобного Иоанникия опять на Святую Гору. Страдания, принимаемые им там от варваров, преподобный вменял себе в подвиг, которым желал подражать Пострадавшему ради спасения мира – Господу. Посему с благословения преосвященного Саввы возвратился он на Афон к своим любезным трудам. По возвращении преподобный стал подвизаться еще усиленнее, так что житие его было хвалимо всеми живущими на Святой Горе, ибо видели его во всяком деле искусным и могущим послужить пользе многих, почему игумен Хиландарской лавры пожелал поставить его экономом сей обители; преподобный долго отрицался от такой многозаботливой обязанности, но, убежденный всем собором отцов, и не смея преслушаться данной ему заповеди, принял на себя сие послушание, а вскоре за тем, по желанию краля сербского, был поставлен собором Святой Горы и игуменом славной Хиландарской лавры. Немало потрудился преподобный в управлении честной Хиландарской лавры в те смутные и неспокойные времена: так Господь споспешествовал ему день ото дня скорбями и тяготами облегчиться от тяготы греховной, дабы, и владея земной властью, мог он явиться искусным во всем. Преподобный Иоанникий не оставлял своих подвигов, коим навык с молодых лет, т.е. поста, бдений и молитвы, особенно же отличался духовной любовью к братии и благосердным расположением к нищим. По прошествии довольного времени преподобный отказался от настоятельства обители и возвратился в Сербию, убегая земной власти и желая только безмолвия. Но справедливо изречение, что горящий светильник не может укрыться под спудом. Ибо кого Господь любит, того и царства земные славят при жизни и по смерти, память такового пребывает с похвалами в род и род.
Преподобный Иоанникий, по воле краля Уроша, желавшего воспользоваться его духовной опытностью, был поставлен игуменом лавры Студеницы, созданной преподобным Симеоном Неманей, где и св. мощи его почивают. Вскоре за сим преставился наставник преподобного Иоанникия, преосвященный Савва Второй, архиепископ сербский, по кончине коего возведен был на архиепископскую кафедру Даниил Первый, недолго управлявший сербской Церковью и удалившийся с кафедры по недовольству им правившими тогда Сербией. По удалении его выбор краля Уроша и всего освященного собора пал на преподобного игумена Студеницкой лавры. Таким образом, прияв богодарованную власть святительства, блаженный Иоанникий начал прилагать труды к трудам, исправляя недостатки, вкравшиеся в сербскую Церковь за время управления ей предшественников. Благоверный краль Урош любил очень преосвященного Иоанникия, и Сербия в правление его начала отдыхать было от смут и пользоваться миром, но искони ненавистник рода христианского – диавол – подвиг на зависть на сего благочестивого владетеля сына его Стефана краля, который отнял у отца престол. Последовавшие за тем гражданские смуты Сербии имели последствием своим замешательство и в церковном управлении. Когда краль Урош изгнан был из королевства[139] и удалился в страну Хлумскую, то и блаженный архиепископ Иоанникий, любивший нелицемерно своего краля и обещавшийся не разлучаться с ним до смерти, оставив свой святительский престол, последовал за кралем и там вскоре перешел от временной жизни в жизнь нескончаемую. Сербская Церковь, уважавшая блаженного Иоанникия, не хотела признать никого первосвятителем своим, прежде чем отдана была должная почесть почившему на чужбине первосвятителю. Краль Стефан Урош с матерью своей Еленой исполнили желание Сербии. Через два года и девять месяцев они озаботились перенести св. мощи его в Сербию. Когда открыли гроб блаженного Иоанникия, тело его оказалось нетленным, и его с почестями положили в Сопочанском монастыре, вблизи тела краля Уроша. Тогда уже приступили к избранию нового первосвятителя, и преемником св. Иоанникию был избран блаженный Евстафий[140].
Память преставления святителя Иоанникия – 28 мая. Он правил сербской Церковью по св. Савве четыре года, ныне же ликует на небесах со ангелами, непрестанно славя Пресвятую Троицу Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.
(Память святителя вторично в общей службе свв. сербским святителям и учителям – августа 30).


 
Комментарии
Комментарии не найдены ...
Добавить комментарий:
* Имя:
* Сообщение [ T ]:
 
   * Перепишите цифры с картинки
 
Подписка на новости и обновления
* Ваше имя:
* Ваш email:
Последние обновления на портале
Монах Симеон Афонский
Написать икону на Афоне
Виноградная Лоза Симеона Мироточивого, Афон, Хиландар
Честной пояс Богоматери
Заказать поминание на Афоне
Конкурс на лучшую фотографию Святой Горы Афон
Афон, И.А. Гарднер, Впечатления и воспоминания - I
Святая Гора Афон, И.А. Гарднер, Воспоминания - II
Высказывания католиков об Афоне. Божья Гора. Амарандо Сантарелли
Паисий Святогорец
Афонский патерик или Жизнеописания святых на Святой Афонской Горе просиявших
Афонский спецназ. Старец Ипполит (Халин)
Паисий Святогорец. Житие (ВИДЕО) Часть I
«Лучшее стихотворение об Афоне»
Паисий Святогорец. Житие (ВИДЕО) Часть II
Паисий Святогорец. Житие - III часть
Паисий Святогорец. Житие (ВИДЕО) - IV часть
Паисий Святогорец. Житие (ВИДЕО) Часть V
Филофей Коккин Житие Саввы Нового - Часть I
Филофей Коккин Житие Саввы Нового Часть II
Паисий Святогорец Отношение к электронным паспортам
Порфирий Кавсокаливит об антихристе и электронных паспортах
Старец Порфирий Кавсокаливит (Баирактарис)
Павле Рак Приближения к Афону (Одно из лучших описаний!)
Порфирий Кавсокаливит, Часть I
Порфирий Кавсокаливит Поучения Часть II
Сергий Веснин
Афон 1844 Письма святогорца Часть I
Афон 1845 Письма святогорца Часть II
Афон 1846 Письма святогорца Часть III
Афон 1847 Письма святогорца Часть IV
Афон 1848 Письма святогорца Часть V
Афон 1849 Письма святогорца Часть VI
Неизвестные страницы истории
Герасим Менайас
Афон фото
Василий (Григорович-Барский) Странствования
Лучшие фотографии Афона
Житие Илариона - Грузина
Афон: вчера и сегодня
Порфирий (Успенский)
Силуан Афонский
Сергей Соловьёв
Athos
Ученым
История России
Святая Гора XVIII - XX Исторический контекст эпохи
Отзывы о книгах
Анонсы книг
Русский Афон
Нил Сорский
Паисий Величковский
Русские старцы об Афоне
Святые Афона
Старцы Афона
Форум портала Афон
Крест
Сладкое Лобзание
Достойно Есть
Иверская Икона Вратарница Афона
Скоропослушница
Всецарица
Троеручница
Млекопитательница
Страшное Предстательство
Отрада Утешение
Экономисса
Одигитрия
Целителя Пантелеймона
Праведной Анны
Николая Чудотворца
Николы
Икона Георгия Победоносца
Икона Богоматери Милующая
Акафист и икона Божией Матери Игумении Горы Афонской
Икона Богородицы Ктиторская
Богоматерь
Богородица Елеоточивая
Икона Божьей Матери Иерусалимская
Пресвятая Богородица Герондисса
Икона Св. Иоанна Предтечи
Акафистная
Икона апостолов Петра и Павла
Икона Богородицы Мироточивая
Монреальская Иверская икона
Икона Богородицы Одигитрия
Икона вмч. Георгия
Икона Преображения Господня
Афанасий Афонский житие икона
Тихвинская икона
Живоносный Источник
Иерусалимская
Икона великомуче­ника Георгия Зограф
Богоматерь Скорбящая
Мати Молебница
Святыни Афона
Акафист
Матрона Московская
Гавриил Зырянов Икона Акафист
Жития
Русские монастыри скиты
Тайны Афона
Новый Афон
Соловки
Валаам
Троице Сергиев Лавра
Киево-Печерская Лавра
Иеромонах Симон "Тихие песни уединения"
Иером. Серафим (Захаров). Живое предание Афона
Фильм: Игумен архимандрит Евлогий (Иванов)
Закончена публикация писем Сергия Веснина, это, без сомнения, лучшее описание Святой Горы Афон. Мы закончили публиковать Житие старца Паисия Паисий Святогорец Житие. В историческом разделе начата публикация истории строительства Новоафонского монастыря: Новый Афон монастырь в Абхазии на Новом Афоне.

Свобода - это | Свобода | Дверь, которая нарисована на стене | Свобода в Любви | Как стать свободным | Вкус Свободы | Умереть за Любовь| Скорби | Необходимое и лишнее | Нечистая совесть | Окаменевшее сердце | Смерть | Жизнь | Союз двух сердец | Истинная Любовь | Высшая форма Любви | Преданность и верность | Труд сердцем | Прямота и честность | Стойкость и решимость | Умение любить | Верность | Деньги | Богатство | Духовное здоровье | Человек – это | Ум и разум | Ум | Предательство| Улица детства | Язык Любви | Стихи о Любви | Вечная Любовь | Суть Любви | Любовь и правда | Правда| Молитвы| Любовь и страсть | Любовь и жизнь | Цельная Любовь | Здоровье души| Смирение и помыслы| Истинное смирение| Смирение и ум| Смирение и страх| Смирение и мир| Преданность| Катунакия | Каруля | Керасья | Келия Провата | Скит Малая Анна | ... и многие другие тайные тропы Святой Горы...

Монастыри Афона
Великая Лавра Афанасия | Ватопед | Ивирон
Хилaндар | Дионисиат | Кутлумуш | Пантократор
Ксиропотам | Зограф | Дохиар | Каракал | Филофей
Симонопетра | Агиа Павла | Ставроникита | Ксенофонт
Григориат | Эсфигмен | Пантелеимонов | Констамонит

Русские обители Афона| Пантелеимонов монастырь | Старый Русик | Андреевский скит | Ильинский скит | Скит Новая Фиваида | Создание скита Новая Фиваида | Крумница | История скита Крумница | Ксилургу
Пока мы не решились на Добро, стяжание его представляется трудным, но как только мы решимся, трудности отступают. (Монах Симеон Афонский, из устных поучений)

Афон статистика ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru
Создание и разработка сайта - веб-студия Vinchi & Илья

При копировании или цитировании текста и фотографий необходимо давать
активную ссылку http://www.isihazm.ru

(В связи с вопросами наших читателей оповещаем, что Монах Симеон Афонский ни в интернете, ни в каких сайтах участие не принимает. Он пребывает в затворе, не принимает посетителей, не имеет страниц в соц.сетях. С Богом!)

Монастырь Дивеево