Учитель умной молитвы: Схииеродиакон Сисой (Савченко)


Правила отца Сисоя были таковы: ничего не должно отвлекать монаха от Господа, руки работают, а сердце творит молитву; устанет сердце, разум размышляет о Господе; устанет разум, глаза читают Священное Писание — и опять все заново. Только так возможно размягчить окаменелое сердце падшего человека.
Схииеродиакон Сисой (в миру Николай Евстафьевич Савченко) родился в 1842 году в мещанской семье города Ейска Кубанской области. С детства воспитывался в духе христианского благочестия, с детской простотой полюбил Господа и жаждал посвятить жизнь служению Христовой церкви. Окончив семинарию, но, не желая жениться, 18-летним юношей он поступает в монастырь.
Вскоре он был пострижен в мантию с именем Трифилий, а еще через три года был рукоположен в иеродиакона. Прожил он в этом монастыре (к сожалению, не известно в каком) ровно 25 лет, после чего по неизвестным нам причинам решил поехать на Афон и там продолжить свою подвижническую жизнь.
В 1885 году отец Трифилий прибыл на Афон и стал просить старца игумена Макария принять его на Новую Фиваиду в качестве отшельника. Отец Макарий немедленно благословил отца Трифилия поступить в скит, где в 1888 году он был пострижен в схиму с именем Сисой. Жил он там в отдаленной каливе пустынником и безмолвником около 35-ти лет.
Первые шесть лет отец Трифилий был в полном затворе, совершенно не общаясь с людьми, только раз в месяц приходил в скитскую церковь и причащался Святых Христовых Таин и вновь исчезал, уходя в свою каливу. Чем он питался в это время, одному Богу известно. И не известно, сколько бы длился его полный затвор, если бы не один случай, принудивший его принять послушника. В то время отшельнические келлии были объектом интереса разного рода разбойников. И вот однажды они напали и на каливу отца Сисоя. Этот случай и побудил его принять послушника.
Вот как он описывает случившееся с ним происшествие в своем письме игумену Андрею (Веревкину): «Великое благодарение Господу, соблюдшему меня. Известно уже Вам, что были у меня разбойники, оставившие по себе память на побитой двери, вероломно силившиеся ворваться в нее. Но помешал сосед, за что сам чуть не пострадал. А что выпил чашу разнообразных от обнаженного ятагана страхований, я до гроба не смогу забыть.
Благоволил Бог в провидении Своем соблюсти участь мою для славы Своей. Но это прошло, слава и благодарение Богу. Но на будущее Он дает мне напоминание и предупреждение, что пребывание одному стало опасно. Хотя упование на Господа имеем непоколебимое, но разумно было бы и осторожность проявлять. Со дня того покушения, на второй день после этого события, явился ко мне брат с письмом от одного старца — подвижника с рекомендацией о нем, где было сказано, что может быть он угоден будет Господу и вам в сожитии.
Удивился я его приходу, случившемуся ко времени. И сам спасен, и брат предлагается во упокоение. Не Промысел ли тут свыше? Вследствие чего извещаю и Вам об этом и предлагаю почтительнейшую просьбу имени ради воскресшего Господа, благословите, допустить этому брату пребывать при мне, если укрепится с образом моей жизни, тем более такое для меня смутное положение».
Отец игумен благословил их совместное проживание. И стали подвизаться вдвоем старец и послушник, прожив вместе, во славу Бога, двадцать шесть лет. Непрерывная Иисусова молитва была их главным занятием. В каливе ли, во время рукоделия ли, на огородике ли — они не прерывали своего молитвенного правила.
Правила отца Сисоя были таковы: ничего не должно отвлекать монаха от Господа, руки работают, а сердце творит молитву; устанет сердце, разум размышляет о Господе; устанет разум, глаза читают Священное Писание — и опять все заново. Только так возможно размягчить окаменелое сердце падшего человека. Все говорят, что капля камень точит, но никто не видел, чтобы одна капля упала на камень и она его хоть как-то повредила. Не то что одна, а миллионы капель не смогут одолеть каменную твердь, но постоянный, неотступный, целенаправленный труд воды через тысячу лет действительно может продырявить камень.
Так и наше каменное сердце. Только непрестанное пребывание с Богом может вернуть ему первозданную мягкость и способность любить. Мы часто удивляемся, что даже ежедневное молитвенное правило и пребывание на богослужениях не приносят нам ощутимых духовных результатов. Это только потому, что между этими Божественными действиями мы расслабляемся и допускаем обратное отвердение только что размягченного нашего сердца. И так топчемся на одном месте, а чаще всего при одном шаге вперед делаем два шага назад.
О духовной высоте отца Сисоя свидетельствует следующее описание отцом Денасием (Юшковым) встречи с ним: «Не очень далеко от Фиваиды подвизается один древний благочестивый старец, которого я прежде незадолго пред сим посетил. Он удостоил меня своей многополезной беседы. Я просил старца сказать мне что-нибудь для пользы моей грешной души, и глубоко внимательный старец начал поучать меня. Вот что он говорил:
— Се ныне время благоприятно, се ныне день спасения. Ныне! Когда оно в наших руках, а не после, не завтра, как мы, часто искушаемые врагом или своей растленной повредившейся природой, говорим себе или, правильнее сказать, обманываем себя, когда и совесть вопиет на нас: доколе? Бог милостив. Он нас любит, за нас пострадал. А если пострадал, то и нам надо спострадать Ему, чтобы войти в славу Его. Он милостив, но вместе и правосуден. Милует, долготерпит, ожидая с нашей стороны обращения к нему всем сердцем».

Мощи схииеродиакона Сисоя (Савченко).
Старец, как будто углубившись в какую-то беспредельную даль, продолжал: «Ах! Любовь Божественная, колико ты велика, безмерна и непостижима! Христе Иисусе! Он душу свою положил за нас. Нам остается только обратиться к нему с полным покаянием о своей виновности пред Ним, и Он простит нас. Будем искать Его и найдем. Он яко Человеколюбивый явится нам и пребудет с нами, если не охладеем снова злым нечувствием... если будем понуждать себя во всем следовать Его всесвятейшим заповедям, заключенным в Святом Евангелии, часто противным нашему греховному человеческому разуму...
Больше сил наших Он не требует, и заповеди Его не тяжки. Не думайте, что раз вы на Афоне, так уж и в рай попадете. Нет, с нас более взыщется, чем с мирских. У нас нет забот ни о семействах, ни о куплях, ни о продажах. От всего этого мы избавились, но дали обет послушания самому Господу исполнять во всем Его святую волю и повиноваться старцам и братии обители, если они не будут требовать противного воле Божественной.
— Но как же, старче, святые отцы говорят, — спросил его я, — что без безмолвия нельзя приобрести покаяние, а у нас ведь, сами знаете, многолюдие и всегдашние сообщения по послушанию друг с другом, так что иной раз и голова закружится, и сам как будто не свой.
— Да, кроме покаяния, нет иного пути к небу. Действительно, безмолвная тишина рождает подвиг, а подвиг — плач, слезы, а с ними и сама собой молитва следует. Но ведь иначе куда же вам деваться? В пустыню? Но не приготовленным к ней она недоступна. Пустыня, безмолвие действительно плодоноснее и удобнее для принесения покаяния и самооплакивания, но я сказал уже, что она не для всех.
Иногда и бесы, видя получаемую нами пользу в общежитии, подстрекают к непомерным подвигам безмолвия и едва слышно шепчут: «Будьте яко бози». Не денно-ночно ли строят они нам разные сети? Если не успевают победить нас сначала страстями, они — губители рода человеческого — начинают действовать с благовидной стороны, искушая нас желанием высших подвигов.
Случается, они борют какого-нибудь подвижника, а потом, чтобы обмануть его, с отчаянным криком о победе над ними и пустятся бежать. А этот, неразумный, как лев, с рыканием пускается за ними вдогонку с гордым намерением, что наконец-таки победил их окаянных. А на самом деле бывает сам побежден бесом высокоумия. Поэтому выходить из обители я почти всегда затруднялся советовать, разве только есть тому благословные причины и искушения. Терпи, будешь мученик.
— Старче, — продолжал я, — мне говорил один наш внимательный монах, что при принятии его в число братства послушником духовник отец Иероним, преподавая на это ему благословение, изволил сказать самым выразительным тоном, что он ради спасения непременно должен озаботиться тем, чтобы стяжать умную молитву в сердце. После того, спустя уже довольно времени по пострижении, когда он пришел к нему с этой радостной вестью, поздравляя его с принятием великого ангельского образа, повторил прежнее замечание. Потом, перед отходом своим в вечность, третий раз и с большой настойчивостью он сказал то же самое.
— Воистину так, — воодушевленно заметил на это старец, — хотя сказанное, быть может, по особому намерению относилось именно к тому лицу, но это полезно и для всех, особенно для нас, иноков. Это необходимый и вернейший путь к достижению Царства Божия внутри нас еще здесь, на земле, а затем и блаженства в вечности.
— Как же, отче святый, — продолжал я, — многие ведь из монахов и из мирян, не имея даже и понятия о молитве умно-сердечной, избавлены вечных мучений и удостоены всеблагим Господом небесных радостей? И вы сами знаете, как в Евангелии ублажаются и нищие, и плачущие, и кроткие, и милостивые, а о молитве умно-сердечной там ничего не сказано.
— Иное дело быть помилованным, а иное — быть освященным. Иное дело быть рабом, а иное — быть другом-сотаинником. Иное дело со страхом предстоять у порога, а иное — дерзновенно, т. е. свободно входить во внутренние покои Господина. А иноку даже при пострижении молитва Иисусова поставляется в обязанность.
Ибо при вручении четок говорится постригаемому: «Приими, брате, меч духовный, иже есть глагол Божий. Пребывай во всегдашней молитве Иисусовой. Всегда бо имя Господа Иисуса в уме, в сердце, в мыслях, и во устех своих имети должен еси, глаголя присно: Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешнаго».
Блаженный старец Серафим Саровский, достигший великого преуспеяния в этой молитве, постоянно советовал всем инокам проводить внимательную жизнь и заниматься Иисусовой молитвой. Посетил его однажды один юноша, окончивший курс в духовной семинарии (впоследствии архимандрит Никон), и открыл старцу о намерении своем вступить в монашество. Старец преподал душеспасительные наставления, в числе коих дал завещание обучаться Иисусовой молитве. Говоря о ней, он присовокупил, что одна внешняя молитва недостаточна. Бог внимает уму, а потому те монахи, которые не соединяют внешней молитвы со внутренней, не суть монахи, а черные головешки.
Прожив долгую 57-летнюю монашескую жизнь, 75-летний старец Сисой 17 (30) апреля 1917 года преставился ко Господу в своей каливе и был погребен там же. Через три года его кости откопали, и желтую, как воск, главу его забрал в свою келью почитавший его отец Денасий (Юшков), где она хранилась до кончины последнего.

Источник: http://afonit.info/biblioteka/podvizhniki-monastyrya/uchitel-umnoj-molitvy-skhiierodiakon-sisoj-savchenko-den-pamyati-30-aprelya