Монах-паломник ходил на церковные службы, причащал­ся: в разговорнике перечислены все названия служб и время суток, в которые они совершались: «пред вечернею», «пред обеднею», «начали ли обедню?», «проскомидию творит» и так далее. Несомненно, что русским инокам нравилось греческое богослужение, вся лексика, служащая для описания этой темы, исключительно похвальная: «церковь велика, красна; Попове добри, поют красно». Бывало, что греческие монахи сами при­глашали паломников посетить свой монастырь или келью: «побывай в нашем монастыре, познаешь нашу келью». И, ука­зывая рукой вверх на гору, где к скале, словно птичье гнездо, прилепился монастырь, греческий монах показывал русским паломникам, где найти его келью: «Видишь, монастырь». Ког­да монах-чужестранец приходил в новую обитель, то его ожи­дали такие расспросы, предусмотренные разговорником: «Что ради пришел еси?», «Своим ли делом или послан еси?», «Кто послал?», «Много ли имаши пребыт зде? (долго ли пробудешь здесь? - Е.Р.).

Много лексики посвящено исповеди у старца. Русский пу­тешественник знал, как будет по-гречески: «Что сут помышле-ниа твоа?» и мог ответить старцу на его языке: «Бес числа согре-ших». В разговорнике перечислены основные грехи с переводом на греческий язык, начало и завершение исповеди. Случались на исповеди и такие беседы: «Прости мя, отче мой, но диавол прелстил мя, таити велит, еже не исповедати твоей святыни». На это духовник отвечал монаху: «Брате возлюбленный! Не бойся мене, но Бога бойся и заповеди его соблюди; аще мене утаишися, а Бога како утаишися!». Завершение подобной бесе­ды могло выглядеть так: «Молю же тя, добри старче, прости мя грешнаго, яко преизлише лгах ти! И моли Бога за мя!».

Любопытно, что среди советов старцев, данных в разговор­нике в переводе, присутствует главный - совет послушания: «Не твори ничто без благословенна, да не порадуется диаволь о падении твоем». И еще один совет, переведенный с греческого языка, должны были запомнить паломники: «Добро жити с старцем, полезно в опщем житии посреди многиа братьи; не полезно единому жит: впадет в уныние, в леност». Так рассуж­дал и Нил Сорский, именно с Афона и из Царьграда он вынес убеждение, что лучшая форма монашеского жития - это скит, то есть жизнь со старцем. А общежительный монастырь поле­зен юным и ненаученным монашеству...

Как знать, может быть, у Паисия (Ярославова) был переписан тот самый разговорник, с которым Нил Сорский ходил на Афон. Старец Нил мог доба­вить к обычному тексту рассуждения, которые ему более всего за­помнились. Сам Нил Сорский умел подписываться по-гречески: его греческую подпись «грешный Нил и неразумный» в одном из сборников житий скопировал Гурий (Тушин), монах Кирил­ле-Белозерского монастыря. Редактируя жития, Нил Сорский переводил с греческого языка непонятные для русского читате­ля слова и писал их значения на полях текстов: ксенодохион -странноприимница, епистолия - послание, кеновия - общежи­тие, схоластика суща - «от первых боляр суща» и так далее. Он также переводил греческие имена на русский там, где это было важно по смыслу. Например, в рассказе, как императрица Ири­на восстановила иконопочитание после долгой иконоборческой смуты, он посчитал нужным на полях текста дать перевод ее имени: «греч. Ирини - рус. мир». Таким образом, он сделал еще более понятным пояснение автора жития, который утверждал, что Ирина таким «именем по вещи наречена бысть, мятеж убо весь и печаль от церкве отгонит, мир же и веселие той дарова» . Кстати, именно переводом греческих имен на русский язык за­канчивается разговорник старца Паисия.

Некоторые исследователи предполагают, что Нил Сорский знал греческий язык настолько, что мог переводить тексты житий с греческого языка. Скорее всего, он знал его в объеме разговорника. Как заметил Никольский, составитель разговор­ника «сохранил следы близкого знакомства с греческой графи­кой», греческие слова он записывал на слух греческими буква­ми. Находясь долгое время «в странах Царырада», старец Нил, будучи разносторонне талантливым человеком, совершенство­вался не только как монах и делатель Иисусовой молитвы, но и как филолог. Знания, приобретенные им на Востоке, несом­ненно, помогли ему в дальнейшей работе редактора житийных текстов. Он поступил как рачительный купец, умноживший с лихвой свое состояние в «чужой земле». Примерно в 1485 году старцы Нил и Иннокентий возвратились на Русь.

Для биографа преподобного Нила Сорского существенным остается вопрос, посещал ли преподобный Палестину. Ведь не вызывает никакого сомнения, что, находясь так близко от Земли, по которой ходил Спаситель, преподобный должен был туда стремиться. В своих сочинениях он упоминает о Царыраде и Афо­не. Но о Иерусалиме нет ни слова. Следовательно, преподобный там не был. Иначе посещение Иерусалима должно было как-то отозваться в его писаниях.

В конце жизни старец Нил составил завещание. В нем он упоминает «крест большой (видимо, тот, который стоял в его келье, как у всех скитских монахов, перед такими крестами они обычно молились и совершали вечерню), а в нем «камень страстей Господних». Этот крест он завещал бра­тии своего скита.