Пещера невидимых старцев

(Записки святогорца, пожелавшего остаться неизвестным)

Часть 2

«- Рыба, - позвал старик, - я с тобой не расстанусь, пока не умру…» (Эрнест Хемингуэй)

Вызов! Именно это и нужно. Вызов неизвестности – это моя стихия. С детства я заметил в себе такое качество. Непреодолимая трудность каждый раз открывает этот вызов неизвестности. И именно в нем, а точнее, во встрече с неизвестностью, в самой невозможности, я оживаю и становлюсь самим собой. Невозможностью, как иглой, протыкается пузырь обыденности, засасывающий мое сознание в болото помыслов...

Я знаю точно, знаю с детства невыразимым тонким знанием: именно в этом новом вызове всегда скрыт шанс роста, развития души, нового скачка вперед. Этот шанс всегда дается неожиданно, сам я не смогу смоделировать его и повторить. Он не в моей власти. Наверное, это чем-то подобно ловле рыбы: когда рыба клюнет - предугадать невозможно, но если ты ее вовремя подсек, то дальше - все зависит от тебя.

Непреодолимая трудность наполняет сердце мужеством. Для меня в любой трудности два выхода: победа или смерть. Это знакомое чувство окрыляет. Это подобно тому, когда ты несешься на огромной скорости по лыжному спуску: ты сосредоточен, собран в комок, сознание отмечает малейшие изменения вокруг. Ты – перерождаешься в другое существо…

Удивительное чувство, когда ум свободен от помыслов, а сердце ,или интуиция, управляет твоей жизнью. Пока я могу ощутить это только в экстремальной ситуации. Что же, не отступать! Вперед!  Я буду биться до конца… Итак, или сейчас – или никогда. Опять вспомнился Эрнест Хемингуэй:

«- Рыба, - позвал старик, - я с тобой не расстанусь, пока не умру…

"Да и она со мной, верно, не расстанется", - подумал старик и стал дожидаться

утра.

В этот предрассветный час было холодно, и он прижался к доскам, чтобы хоть

немножко согреться. "Если она терпит, значит, и я стерплю". И заря осветила

натянутую лесу, уходящую в глубину моря. Лодка двигалась вперед неустанно, и

когда над горизонтом появился краешек солнца, свет его упал на правое плечо

старика…»

И вот, я на Панагии – 1500 метров. Здесь новый удар – нет воды!

Я должен выложиться в эти предрассветные часы, пока холодно и солнце еще не показалось на восточном ребре Святой Горы  Афон. Прилагаю все усилия. Вдруг - рука! Неожиданно отказала рука, на которую я так надеялся, точнее на нее надеялись мои ноги... Что-то знакомое, это не Хемингуэй ли:

- Ну что это за рука, ей-богу! - сказал он. - Ладно, затекай, если уж так

хочешь. Превращайся в птичью лапу, тебе это все равно не поможет...

На Каруле сейчас все совершают утреню - только начали... Если бы какой-то отшельник зазевался и посмотрел в окно, он бы увидел, что странный монах ползет на карульской лестнице, уводящей прямо в небо. Что странный - согласен, а что ползет - нет. Я бегу и даже взлетаю на подъеме... Просто со стороны кажетя, что это очень медленно...

Здешние монахи-отшельники ведут строго аскетический образ жизни и проводят время в основном в молитве.

Каруля 

"Ну, рука у меня разойдется, - подумал он. - Конечно, разойдется, хотя бы для

того, чтобы помочь правой руке. Жили-были три брата: рыба и мои две руки...

Непременно разойдется. Просто стыд, что ее свело". Рыба замедлила ход и теперь

шла с прежней скоростью....

Еще вечером на Каруле один знакомый отшельник, друг и сотаинник, узнав о моих планах, очень откровенно спросил меня:

- Послушай, неужели ты еще не преодолел эту романтику?

Именно тогда мне впервые всмонился Хемингуэй:

"Все у него было старое, кроме глаз, а глаза были цветом похожи на море, веселые
глаза человека, который не сдается...

- А помнишь, один раз ты ходил в море целых восемьдесят семь дней и ничего не
поймал, а потом мы три недели кряду каждый день привозили по большой рыбе.
 
- Помню, - сказал старик. - Я знаю, ты ушел от меня не потому, что не верил.
 
- Меня заставил отец, а я еще мальчик и должен слушаться.
 
- Знаю, - сказал старик. - Как же иначе.
 
- Он-то не очень верит.
 
- Да, - сказал старик. - А вот мы верим. Правда?"

Об этом надо подумать, но - потом, все потом... Сейчас у меня нет для этого времени.

До наступления полудня удалось миновать километровый рубеж. Что дальше? – борьба, молитва, изнеможение… День прошел. И вот, я на Панагии – 1500 метров. Здесь новый удар – нет воды! Она должна быть в колодце, но ее нет. Это невероятно… Теперь моя жизнь на скалах вершины станет не просто трудной, но мучительной. Это крайне затруднит поиски и ограничит передвижение. Сколько удастся протянуть без воды? – Дня три…

К вечеру я нахожу себя на вершине...

К вечеру я нахожу себя на вершине. Как я сюда попал? – Не помню. Но здесь мое место и моя победа.  Нигде в другом месте сегодня я не мог оказаться... И вот, вознаграждение. Величественный Афонский закат.

Яркий шар погружается в перину облаков...

Яркий шар погружается в перину облаков, Святая Гора заливается, как бы выплеснутой краской, красным светом заката, отблеск которого отражается даже от моря. В этот час Гора «загорается» пламенем монашеских молитв. Наверное, люди, восходящие сюда, верят в это...

И я верил, пока сам не попал на  Афон. Теперь я не верю – а знаю. Это уже часть моей жизни. И я тоже – искорка этого живого огня, полыхающего над горой… я тоже - живая часть этого неизреченного единства… Многие искорки я знаю по именам, а некоторые - уже превратились в настоящие кусочки пламени.

Вспомнились слова Симеона Афонского:

Чайки полет

Необычен,

Небесный закат

Непривычен,

И только

Вершина

Привычно

И ровно

Под солнцем

Огромным

Искрится...

- Это Афон

Призывает

Безмолвно,

Всем сердцем

И всею душею,

Тебя

И меня

Обо всех

Помолиться...

Афон замер в величии властном, в своих вздымаясь Хребтах и кручах...

Нет, все это там – внизу. А здесь нет чаек. Сюда им не подняться... Здесь совершенно другой мир! Здесь парят в вышине два больших орла… О, Боже! – Что это? - Гигатская тень Горы в виде огромного треугольника покрыла море на Востоке… Нет, я бы сказал так:

Замерло море

В закатных лучах,

Сияньем красным

Свет отразив.

О, Боже! – Что это?

- Это Афон,

Пиком

Острым

Небо пронзив,

Замер в величии властном,

В своих вздымаясь

Хребтах и кручах,

Дымкою скроется вскоре…

И на этом пике, на самом его острие, сегодня замер я, вместе с вершиной врезаясь в ночное небо в пламенном потоке общей афонской молитвы…

Гигатская тень Горы в виде огромного треугольника покрывает море на Востоке…

В начало....                     Предание о невидимых старцах Афона...                               Читать далее...