Нет соседей покойнее турок, и сохранение их должно быть коренным правилом нашей политики

В 1800 году в записке, поданной графом Растопчиным царьу Павлу, говорилось: "Порта, расстроенная во всех частях, отнимает нерешимостию и последние силы своего правления. Все меры, ею ныне предпринимаемые, ни что иное, как лекарство, даваемое безнадежному больному, коему медики не хотят объявить об его опасности". Вследствие такого приговора Растопчин предлагал раздел Турции.

"Я предлагаю,- писал он,- раздел Турции, согласясь с Пруссиею, Австриею и Франциею. Россия возьмет Романию, Булгарию и Молдавию; Австрия - Боснию, Сербию и Валахию; Пруссии, взамен и в удовлетворение, отдать все курфиршество ганноверское и епископство падернборнское и минстерское; Франции - Египет.

Грецию со всеми островами архипелагскими учредить, по примеру венецианских островов, республикою под защитою четырех держав, делящих владения Порты Оттоманской".

Прошел год с чем-нибудь; в 1802 году граф Кочубей подал царьу Александру I совершенно другое мнение. По поводу слухов о покушениях Бонапарта на Турцию Кочубей спрашивал:

"Что в таком случае Россия делать должна?" - и отвечал: "Поведение ее не может быть иное, как или приступить к поделу Турции с Франциею и Австриею, или стараться отвратить столь вредное положение вещей.

Сомнения нет, чтоб последнее не было предпочтительнее, ибо независимо, что Россия в пространстве своем не имеет уже нужды в расширении, нет соседей покойнее турков и сохранение сих естественных неприятелей наших должно действительно впредь быть коренным правилом нашей политики". Кочубей советовал снестись по этому делу с Англиею и предостеречь Турцию.

И Растопчин, и Кочубей не упоминают в своих записках, что недавно, в царствование Екатерины II, Россия имела в виду еще третий план: на развалинах Турции, не имеющей средств к жизни, создавать независимые христианские государства, имеющие эти средства.

Граф Кочубей справедливо вооружался против плана о разделе Турции замечанием, что Россия в пространстве своем не имеет уже нужды в расширении.

Но напрасно он так безусловно принимал положение Монтескье, что для государства нет ничего выгоднее слабых соседей. История показала ясно, что слабое государство всегда служит поводом к столкновению и борьбе между сильными, ибо слабое государство подчиняется влиянию каждого сильного и ни одно государство не может позволить другому усиливать свое влияние над слабым, брать его в опеку, делать исключительно своим орудием.

Граф Кочубей смеется над выражением, что турки - естественные неприятели России, требуя, чтобы сохранение этих естественных неприятелей стало коренным правилом нашей политики.

Но надобно осторожно смеяться над словами, которые переданы нам предками; надобно прежде решить вопрос: действительно ли опустели слова, лишившись своего смысла, действительно ли исчезли отношения, которые предки выражали в этих словах; действительно ли, например, слабая Порта отказалась от старой привычки притеснять своих подданных и рушилась ли связь между ними и Россиею, связь, которую предки считали основою, сутью отношений? Слабость не всегда безвредна; в истории часто повторяется сказка о богатыре и его любимом коне: конь давно умер, от него остались одни кости, .но в костях гнездится змея.

"Нет соседей покойнее турок, и сохранение их должно быть коренным правилом нашей политики". Положим, что сами турки были покойны; но обязанность охранять их разве не влекла к сильным беспокойствам? Разве война с Франциею на турецкой почве, война для сохранения Турции, была менее опасна, чем война с самими турками? Слабость Турции налагала тяжелую обязанность борьбы с другими государствами, которые захотели бы усилиться на ее счет или усилить в ней свое влияние с исключением русского влияния,- борьбы, необходимой в слабом государстве, открытом для всех влияний.

Русский посол в Париже, граф Морков, доносил своему двору, что Бонапарт наводит постоянно разговор на близкое распадение Оттоманской империи, и 24 декабря 1802 года канцлер Воронцов отправил Моркову письмо, в котором уполномочивал его каждый раз отвечать ясно, что царь никак не намерен принять участие ни в каком проекте, враждебном Турции. Это заявление было нужно для охранения естественных неприятелей России.

Но можно ли было охранять этих покойных соседей, когда Порта подпала под влияние французского посла Себастиани, который заставил ее нарушить договоры с Россиею и обнаружить явно враждебные намерения, объявив ей, что всякое возобновление или продолжение союза с врагами Франции, каковы Англия и Россия, будет не только явным нарушением нейтралитета, но участием Порты в войне, которую эти державы ведут с Франциею. И вот, несмотря на все желание охранять Турцию, надобно было с нею воевать.