Торговые выгоды требуют щадить Турцию

Так как Порта не вмешивается во внутренние распри Англии и ирландскими католиками, то надеется, что и Англия удержится от вмешательства в греческий мятеж. На представления Рибопьера, что мир и дружба, восстановленные между Россиею и Портою в Аккермане, могут утвердиться окончательно только с умиротворением Греции, которое одно установит мир в Европе,- рейс-эфенди выразил удивление, что Россия теперь мир и дружбу между обеими империями приводит в зависимость от греческих дел, тогда как в Аккермане она высказалась, что не предъявит никаких требований относительно греков.

"Вы ошибаетесь,- отвечал Рибопьер,- никогда русские уполномоченные этого не объявляли и не могли объявить, потому что царь никогда не отказывался и не откажется от своих прав стараться об умирении Греции; если граф Воронцов в жару разговора вам сказал, что Россия не будет говорить в Аккермане о греческих делах, то эти слова имели такой смысл, что Русский двор не хотел усложнять еще более распри между двумя правительствами; он хотел прежде всего покончить свою честную распрю, чтоб потом обратиться к Порте, как держава дружественная, с представлением о необходимости умирить Грецию".

"Ни угрозы, ни оружие,- возразил рейс-эфенди,- не заставят Порту отказаться от решения не допускать постороннего вмешательства, и если этот предмет подаст повод к перерыву дружественных отношений между обеими империями, то Порта и тут не переменит своего решения; она знает страшные силы России; знает, что не может бороться с нею: но оттоманы предпочтут скорее удалиться в Азию, чем допустят принцип, разрушающий верховную власть и независимость, именно принцип вмешательства державы между государем и его возмутившимися подданными!"

И Рибопьер, и рейс-эфенди говорили решительно, но ни с той, ни с другой стороны не было перейдено за пределы дружественного тона; но барон Оттенфельс, передавая об этом Меттерниху, в то же время передавал ему и тревожные вести: Рибопьер говорил одному из доверенных лиц: "Я приехал в Константинополь не затем, чтоб интриговать; я иду прямо к цели, потому что я орган силы!"

Другие известия сообщил барон Оттенфельс Меттерниху о Стратфорде Каннинге, который, по этим известиям, являлся кающимся трешником, ищущим спасения в советах и поддержке австрийского интернунция. "Англия и Австрия,- говорил Стратфорд Каннинг Оттенфельсу,- Англия и Австрия - два государства, которые представляют настоящих сохранителей европейскогоравновесия; они не могут желать его разрушения и встретятся наконец, как бы ни были по наружности различны пути, по которым они идут. Нас несправедливо осуждают за этот несчастный протокол 4 апреля (23 марта); я не перестану никогда жалеть о том, что он появился на свет, и очень бы хотел уничтожить его тем или другим способом; но есть ли теперь какой-нибудь способ к этому?

Чтобы судить нас по справедливости, надобно взять во внимание время, когда протокол был подписан. Тогда мы были убеждены во враждебных замыслах России против Порты, и, хотя бы собственно русские вопросы были решены удовлетворительно, что казалось тогда невероятным, все же Петербургский двор нашел бы в греческих делах предлог к войне с турками, и, чтоб именно связать ему руки, мы и задумали эту сделку. Теперь мы видим, куда это нас завело; ясно, что Россия имела в виду только свои интересы, свои честолюбивые виды.

Осуждают наше поведение относительно испанских колоний в Америке и видят сходство в нашем поведении относительно Греции и нашим поведением относительно Испании. Но в Америке дело шло только о наших торговых выгодах; тут мы виноваты разве только в том, что скорее других народов увидели, что американские колонии потеряны для Испании; мы первые поняли дело так, как оно есть; другие государства не замедлили последовать нашему примеру.

Но все это неприложимо к Греции; наши торговые выгоды требуют щадить Порту; правда, быть может, мы слишком уступили давлению общественного мнения в Англии и в Европе, которое высказывается сильно в пользу греков, но вы знаете наше положение: английское правительство не могло пойти прямо против общественного мнения. Но что сделано, то сделано. Теперь только вы можете мне помочь. Надобно уяснить Порте настоящие виды Англии. Сам я этого сделать не могу; мне никогда не поверят; я своим поведением раздражил Порту; рейс-эфенди ненавидит меня и мое правительство". На другой день барон Оттенфельс написал рейс-эфенди, что британский посланник является кающимся грешником (se persente en pecheur penitent) и желает помириться с его превосходительством.

Но раскаяние было бесплодно. Что сделано, то сделано, и надобно было, хотя бы и поневоле, доделывать. От русского вопроса: "Что будем делать, если Порта отвергнет наши представления?" - нельзя было уклониться. Франция, которой очень не нравилась связь между Россиею и Англиею, требовала общеевропейского постановления и действия. 6 июля (н. с.) в Лондоне заключен был договор уполномоченными России, Англии и Франции. Договаривающиеся державы предложат Порте свое посредничестводля примирения между нею и греками.

Предложение будет сделано сообща, и в то же время от обеих воюющих сторон потребуется перемирие. Остальные условия примирения оставлены те же, какие были означены в петербургском протоколе 23 марта 1826 г. Договаривающиеся державы обязались не искать никакого земельного приобретения, никакого исключительного влияния, никакой особенной торговой выгоды. Если по истечении месячного срока одна из воюющих сторон не согласится на перемирие, то договаривающиеся державы принимают меры для воспрепятствования дальнейшим столкновениям между воюющими сторонами, не принимая, впрочем, участия во враждебных действиях между ними.