Путешествие на вершину Афона

Я только что из путешествия. Мысли и чувства мои перемешаны разнообразием самых живых впечатлений, так что не знаю, с чего начать письмо и что писать прежде всего. Не писать ничего как будто жаль, да и грех затаить в собственном только сердце те чувствования, которыми оно преисполнено. Берусь за перо….

Вот скоро уж восемь месяцев, как я на  Афоне, да еще и не видать конца моих восхитительных прогулок по его заоблачным высотам и увлека­тельным низменностям, среди цветущих рощ и меланхолических пустынь.

Решившись всмот­реться пристальнее в образ здешнего подвиж­ничества и проникнуть в сокровенные тайники пустынь, я думаю, если Бог даст жизни и здо­ровья, не ранее отправиться в Иерусалим, как в августе или в сентябре; а теперь пока любуюсь, глядя на Святую Гору и на ее строгие обите­ли, из которых только что вернулся в Русик, и, услышавши о скором отъезде иерусалимс­ких поклонников в России, спешу что-нибудь передать вам из нынешнего моего путешествия, правда утомительного для грешной плоти, но зато чрезвычайно приятного и занимательного для сердца.

Во всю мою бытность здесь поразительная вершина самой главной горы была предметом моих наблюдений и постоянного любопытс­тва -   мне крайне хотелось побывать на ней; но поначалу осень, а потом зима не давали возможности взобраться туда по причине сне­гов и чрезвычайных вихрей, бурно играющих в недоступных высотах. 

Наконец наступил май. Солнышко рассыпалось своими жгучими лучами, дыхание южных ветров охватило заоб­лачную высь Афона, и снегу — как не бывало! В добавок к этому из Иерусалима прибыли рус­ские поклонники, и вот с ними-то я пустился в далекое и трудное, но давно желанное путешес­твие по Афону.

18 мая выступили мы из Русика и, направля-ясь по южному склону Афона, прежде всего при­были в соседний Русику монастырь Ксиропотам, посвященный памяти сорока мучеников и заме­чательный тем, что он владеет бесценным сокро­вищем ~ значительною частью Животворящего Креста Господня.

В настоящее время я не буду говорить пространно и с историческою последовательностию о попадавшихся нам на пути обителях, потому что на это надобно и времени много, и труда. Я поговорю о них слегка; а после, если Богу угодно будет и будем живы, нагово­римся вдоволь и в историческом отношении.

18-го и 19-го дни были жаркие и ясные, так что слегка игравший полуденный ветер не в силах был животворить нас своим тихим дыха­нием. Еле-еле тащились мы друг за другом по изумительным высотам, чрез которые, по боль­шей части, вели дороги самые узкие и каменис­тые, отчего так разбились мы в первый день, что едва могли добраться к вечеру до Григориата. Гостеприимство и истинно братский привет здешних старцев вознаградил нас вдвойне за тяжелые труды горного странствия.

На пути мы были в Симонопетре, монастыре, основанном на отвесной скале. Опустившись с прибрежных симонопетрских высот в глубокую лощину уже при последних лучах догорающего солнца, мы у небольшого ключа расположились с самоваром, который не забыли взять на случай и несли поочередно, и едва ли не последние уже вошли в григориатский портик, потому что кончилось повечерие, когда мы вступили в скромный собор, посвященный святителю Христову Николаю.

Письма святогорца к оглавлению

Иеросхим. Сергий Веснин. Письма святогорца. 

1844 г., Афон  Русский монастырь