Святопавловский монастырь и Афоненок
В Святопавловский монастырь мы пришли очень рано утром и, приложившись к святым мощам, по обозрении местности и особенно замечательных частей монастыря удалились в так называемый Новый скит в намерении отдохнуть там у архиепископа Феодосия. К монастырю святого Павла поразительный Афон имеет главную отвесную сторону; к нему с этой же западной части прижат Диафон, по русскому выражению - Афоненок или внук Афона, значительно уступающий своему седому деду в вышине.
Этот монастырь имеет важный источник продовольствия от мрамора, который сбрасывается сверху тяжелыми иногда ударами каждогоднего землетрясения и, временами подмываясь бурными потоками, летящими с заоблачных высей в дождливое время, отторгается от грозных скал огромными глыбами и пролетает едва ли не к самому монастырю. Кроме того, что мрамор употребляется здесь, на Афоне, на разные церковные поделки, в особенности выстилаются им полы и высекаются колонны, он, по обожжении, доставляет хорошую известь.
Преосвященного Феодосия мы застали дома. Келейный его доложил о нашем прибытии, и владыка пригласил нас к себе. Отворяется пред нами дверь, мы вступаем, и какой умилительный вид нищеты и смирения поразил нас! Я едва мог поверить, что мы у архиепископа.
Представьте себе скромную келлийку, сажени три [6 м] в длину и столько ж в ширину, с двумя маленькими окнами к печкам и, передающими взорам живописные виды прибрежья и безграничной архипелагской дали; эта келлии ка покоила в себе ангела Самосской Церкви! В полном смысле монашеская бедная постель была раскинута на полу вблизи догоравшего камина, и два маленьких сундука с чем-то заменяли мебель и украшения святительской комнаты.
Ничтожная конторка для письма в аршин [0,7 м] вышины стояла близ постельки вместо письменного столика, небольшая икона да какая-то картина украшали восточный угол комнаты, при них на посеребренной цепочке висела финифтяная панагия с изображением на ней святителя Митрофана Воронежского; каймы ее были тоже слегка посеребрены. Эта панагия подарена Преосвященному игуменом нашего Русика.
Зонтик и несколько книг довершали имущество архиерейской келлии...
По обычаю Востока владыка принял нас, сидя на постельке и сложивши ноги под себя. С благоговением подступили мы принять его благословение и поцеловать святительскую руку. Он пригласил нас сесть, и мы разместились по сундукам, а оставшийся без места расположился при ногах Преосвященного.
После обычных приветствий владыка хлопнул в ладоши, и явившийся диакон начал угощать нас плодами и ракою. С нами был чай и самовар, мы просили у владыки позволения угостить его по-русски чаем, и он с улыбкою изъявил на то свое согласие. Пока готовился чай, разговор был не совсем занимательный, но вдруг он переменился.
Смотря на висевшую панагию, о которой упоминал я, Преосвященный жаловался и скорбел, что не имеет собственно архиерейской своей панагии, наконец умилительно стал просить, не может ли кто-нибудь из нас достать ему из России хоть бедную, но такую панагию, которую он мог бы возлагать на себя при священнослужении!
Жаль было видеть владыку в его просительном положении! С непритворною радостью и видимыми азиатскими знаками искренней признательности он поблагодарил одного русского, который пообещался выслать ему из Киева панагию хоть «рублей в пять».
- «Боже мой! - До чего доводит несчастье, бедность и собственное смирение!»
О деньгах нечего говорить: этот Преосвященный их вовсе не имеет. Если бы не двое его прислужников (иеромонах и иеродиакон), ради Бога и по чувству уважения к святительскому сану принявших на свое содержание бесприютного владыку, Бог знает, что бы с ним было.
Преосвященный Феодосии архиепископствовал на острове Самосе.
Там он истощил все, что имел, на устройство благоугодных заведений и училища для детей греческих, но впоследствии происками завистливых и неблагонамеренных людей, искавших его кафедры, он был лишен епархии и, давши место враждебной стороне, удалился на Афонскую Гору, где в тихом уединении и безвестности кончает страдальчески век свой.
Преосвященному Феодосию уже за пятьдесят лет; он, впрочем, еще бодр и деятелен, хотя седины уже убелили его. Передавая ему сведения о богатствах наших архиерейских ризниц, мы между прочим рассказали ему и о драгоценной панагии в Сергиевой Лавре, единственной из материальных редкостей, и владыка с восторженным чувством удивления выслушивал наши рассказы о величии и сокровищах русской иерархии.
Чай пили мы на террасе, сложивши ноги под себя и усевшись в кружок около архиепископа на цветных коврах, а некоторые на циновке. Он выпил чашку п накрыл было, но мы просили его утроить, и он молча принимал наше русское угощение.
Письма святогорца к оглавлеию I части
Иеросхим. Сергий Веснин. Письма святогорца.
1844 г., Афонская Гора. Русский монастырь |