Кавсокаливские афонские предания
Здесь, рассказывают, было вот какое событие.
Кавсокаливские отшельники, расселившиеся по строгому прибрежью, на отвесных скалах, очень труднялись в доставке леса и на постройки, и для каминов; это их тяготило и заставляло скорбеть и жаловаться на тесноту жизни в этом отношении.
Бог видел их нужды, слышал их жалобы и как дивно исполнил их скромные нужды! Раз, в самую глухую полночь, назад тому года четыре или пять (в феврале), иноки были встревожены необыкновенным треском, нагорным шумом и громом, от которых потряслась в своем основании сама гора. Все думали, что преставление света; боялись выглянуть на улицу и до самого дня в трепете и молитвенных слезах провели время.
Когда все стихло, скитяне вышли посмотреть, что случилось у них; и какое же было их удивление и радость: скит весь был загроможден лесом и забросан обломками камней! По исследовании оказалось, что от самой отвесной скалы, на которой воздвигнута церковь Богоматери в память Ее посещения Афона, отторглась невидимою силою значительная часть и, рассыпавшись в мелкие дребезги, пронеслась до самого скита, увлекая за собою такое множество лесу, что скиту, говорят, достаточно его на десять лет.
В этом событии виден особенный Божественный Промысл о скитских келлиях и отшельниках и потому еще, что осколки камней пролетали возле самых келлии, но ни одна из них не была тронута, между тем как некоторые из них были со всех сторон и сплошь забросаны камнем и лесом.
Засветивши огня в церкви Богородичной, мы прочли акафист Божией Матери....
Не правда ли — отдыхать там, где отдыхала в свое время утомившаяся трудным странствием Богоматерь, составляет высшее наслаждение души, благоговейно и детски любящей Ее и вверившей судьбы вечного своего спасения Ее материнской заботливости? Да, сладок отдых на подобных местах, и вы можете себе представить, как высоко, как неизъяснимо было счастье наше на высотах Афона!
Мы ступали здесь по стопам Божественной Марии; отдыхали иногда на том самом месте, которое служило отдыхом для Ее пречистой плоти, и любовались на ту же даль, на которой покоились и Ее девственные взоры! Не завидно ли, друзья мои? О, конечно!
Как, впрочем, ни хорошо, как ни благодатно место отдохновения Божией Матери, но никто из самих подвижников Афона не безмолвствует на нем по причине необыкновенного холода в зимнее время, а осенью бурных вихрей и постоянной сырости воздуха. Какой-то избранник начинал, говорят, жить здесь и даже провел осень и зиму; но на лето у него выкрошились все зубы, и он уступил разрушительной силе здешней природы, спустившись вниз для уединенной жизни.
Долго отдыхали мы у Богородичной церкви, долго любовались на восхитительную даль и не ранее как в десять часов начали подниматься на самую вершину Афона. Поразительная высота его еще так была далека от нас, что храм, красующийся на ней, казался нам чрезвычайно малым, а скат на все стороны как будто усыпанным белою галькою, тогда как целые осколки мрамора лежали на нем. Чем выше поднимались мы, тем труднее и незаметнее становилась каменистая тропа, в бесконечных кривизнах отме-местам только сложенными грудами мрамора.
Жгучее солнышко до такой степени разогревало нас, что мы рады были скинуть с себя и последнюю рубашку; усталость и жажда обессиливали нас, и несколько раз мы отдыхали на этом незначительном по пространстве, но утомительном каменистом пути, как будто образующем собою тесный евангельский путь к высоте духовного совершенства, до которой силятся вознестись скромные насельники Афона.
Несмотря, впрочем, на усталость и крайнее изнеможение, мы с торжествующим духом и молча тащились один за другим, беспрестанно останавливаясь не столько иногда для отдыха, сколько для того, чтобы оглянуться вниз и окинуть любующимся взором даль, постепенно, в удивительных видах амфитеатром развивавшуюся под безграничным пространством горизонта. Чем были мы выше, тем более и более истощалось терпение и силы. Вскоре из-за Афона показались облака тумана и легкий ветер покатил их по воздушным высотам.
Около полудня, после тяжелых усилий и крайнего изнеможения, наконец ступили мы на самое темя Афона, отделились от обыкновенных возвышенностей и стали выше всего видимого нами в поднебесной. Еще бы шаг, два, три выше, и мы отделились бы от нашей грубой планеты и стали бы при дверях райского блаженства.
В полном смысле, мы взошли на ту священную гору, о которой святой Исайя так возвышенно, так торжественно говорил своим современникам и светлыми очами пророческого духа видел здесь даже этот храм, под тенью которого, разведши огонь принесенными нами снизу дровами, мы так долго, так сладко отдыхали!
Письма святогорца к оглавлеию I части
Иеросхим. Сергий Веснин. Письма святогорца.
1844 г., Афонская Гора. Русский монастырь |
