Пещера Нила мироточивого афон

Пещера преподобного Нила иссечена в отвес­ной скале над небольшим заливом, где был, по преданию, высажен на берег преподобный Петр, первый афонский молчальник. Сто четыр­надцать ступеней сводят пришельцев к церкви, которая воздвигнута в небольшом объеме над могилою преподобного Нила.

 От нее, близ север­ной стены, начинается подъем по 27 ступеням в самую пещеру, в которой уединялся строгий афонский подвижник XVI века.

Рассказывают, — «по смерти Бог прославил останки его точением целительного мира, что привле­кало сюда страдальцев из самых отдаленных стран Востока.

Оставшийся после святого Нила ученик, видя чудеса и не вынеся молвы стека­ющихся поклонников и хворых, будто бы осме­лился однажды, ставши над гробом мироточца, упрекнуть его за то, что, уча его при жизни смирению и сам подавая изумительный образец искания славы только небесной и удаления себя земной, по смерти забыл то и славою имени своего наполнит скоро весь мир.

 Послушный Нил с тех пор не стал чудодействовать в своих мертвенных останках."

Часть его головы и теперь хранится при его пещере, а остальные мощи в Лавре святого Афанасия, которой принадлежит келлия и самое место, где она воздвигнута и где безмолвствовал преподобный Нил.

Отсюда можно было и следовало бы нам пройти к пещере преподобного Петра Афонского, но товарищи мои, утомленные дорогою, не согла­сились, как я ни убеждал их, со своей стороны, почтить пустыню первого подвижника Святой Горы. Делать было нечего: я уступил требо­ванию усталых поклонников и вместе с ними направился к Лавре святого Афанасия. Солнце уже село, когда мы вступили в портик лаврский, и после утомительного дневного странствия сладко отдохнули и освежились.

Наутро следо­вал Петров пост...

Перед ужином беседы наших русских меня чрезвычайно заинтересовали. В одно с нами время пришли в Лавру и сардары, то есть охра­нители Святой Афонской Горы; при них была собака. Пока набирали стол, собака, почуяв запах макарон,подошла к столу, я приласкал ее, и она спокой­но растянулась при ногах моих. Я не переставал гладить цербера.