Клевета

А тем временем зловредный диавол, который не мог выносить жительства по Богу, и увидел как все его козни против Старца оказались тщетными, а именно, что он потерпел поражение, воздвиг против Иосифа многих монахов Святой Горы. К Старцу приходили многие, не удосуживаясь даже поинтересоваться о его распорядке, и когда им отказывали, то они поднимали шум. Старец говорил: «Кто бы это ни был, всякий, кто придет утром, изменяет, ограничивает наш распорядок». Онажды кму-то ожидающему приема он крикнул:

– «Будь ты и сам ангел, в этот час я тебя не приму!»

Только в редких случаях, крайней необходимости, которые определял сам Старец, он открывал дверь после полудня – до вечера. Но такое происходило весьма-весьма редко, потому что каждый час был на счету и для того, чтобы поговорить с благовременным посетителем, необходимо было «ломать устав».

Один послушник Старца недоумевал об его упорстве в выполнении устава и однажды заметил:

– «Геронда, потому именно, что вы имеете такую «любовь» и оказываете столь «великое снисхождение» ко всем посетителям, так что никогда не принимаете никого вне распорядка, этим самым Вы их и подвигаете к соблазну». На что Старец ответил:

– «Мой опыт показал, что мне нужно делать именно так, потому что иначе я не мог бы сохранить ту чуткость , через которую Бог ведет меня». Другими словами, стремление старца Иосифа к безмолвию, не было своеволием, но он понял, что это – призвание свыше, полученное им через непрестанную умную молитву. Так он и объяснял:

– «Притязания людей на то, чтобы монахи принимали их в любое время, – это новый путь, который умножается здесь, на Святой Горе. Куда бы ты ни пошел, отцы тебя гостеприимно примут. А наш долг – продолжать трезвенное предание свв. Отцов, таких как свт. Григорий Палама. Когда он подвизался здесь, на Афоне, он убегал и скрывался в ущельях и пещерах, любым образом усиливаясь достичь уединения, чтобы умело возделывать умную молитву, строго сохраняя свой безмолвный устав».

Тем не менее, Старец заботился о том, чтобы во избежание соблазнов заранее уведомить паломников о своем уставе. Он признавался: «Я во всех моих делах продолжаю делать и говорить так, как зеркало, и делом, и словом, или же служением, стараюсь не дать подозрения никому». Более того, Старец был очень внимательным, чтобы не осудить тех, которые его поносили. По этому поводу он говорил: «Оставьте их, пусть говорят против меня. Они имеют такие глаза и так видят. Эти люди еще не достигли того, чтобы их глаза видели правильно».

Старец никогда не вступал в беседу с теми, кто говорил о нем злое. Просто он им сострадал и не имел упокоения ни днем, ни ночью, молясь за них. Из-за строго устава мало-помалу начало распространяться мнение, что Старец находится в прелести. Впрочем, такие мнения уже высказывались и раньше, как я уже заметил выше, потому что Иосиф следовал отшельнической традиции, отличной от общежительной, которая является общепринятой на Святой Горе. Тем временем в скиту Малой Святой Анны слухи о прелести начали укрепляться и обостряться.

Даже в настоящее время многие старые отцы скита вспоминают: то, что подвигло многих на вражду против Старца, была зависть. Что же именно случилось тогда? Приходили монахи и миряне, большей частью из мира, и спрашивали: «Где тут живет старец Иосиф исихаст?» И после того, как посмотрели всех других отцов, они приходили познакомиться со старцем Иосифом. В то время как большинство отцов скита были благоразумными и делали все из хороших побуждений, нашлись и такие, немногие числом, которые злословили Иосифа. Многие пришедшие из мира знали этих отцов и бежали посмотреть на неграмотного и неотесанного старца.

К несчастью, слухи на Святой Горе распространяются очень быстро немощными, ленивыми, нерадивыми и, кроме того, злобными монахами. Старец же и устав свой не изменил, и оправдываться не собирался. Тогда даже и многие благоразумные отцы по-человечески обманулись и поддались, поверив необоснованной клевете. По крайней мере, самого Старца личные оскорбления нисколько не задевали, но он очень скорбел о том, что поносится сам отшельнический образ жизни, которому он следует, то есть само святое установление исихазма, как часть Предания, сохраняемого в Церкви.

Конечно, Старец был опытным атлетом и не преткнулся от таковых искушений. А потерпели вред те, которые жаждали научиться умной молитве, но по причине бывшего злословия отдалились от Старца. Например, когда первый раз пришел на Афон известный подвижник старец Паисий, он был наслышан о старце Иосифе и жаждал встречи, надеясь получить духовную пользу. Но встретил какого-то «доброхота», который его отговорил от посещения. Лишь много лет спустя, когда блаженный старец Паисий прочитал книгу «Изложение монашеского опыта», в которой содержатся письма Иосифа Исихаста, тогда он уразумел, какой ущерб потерпел и воскликнул:

– «Боже мой! Что я потерял! Что я потерял!»

Паисий Святогорец, первые годы на Афоне

Поистине, сколько жаждущих оленей прибегло бы к родниковой воде Спасения, находящейся у старца Иосифа, если бы враг нашего спасения не посеял свои клеветнические плевелы?

Однажды, когда Старец пришел издалека, один шатаюшийся монах говорит мирянину, который находился вблизи Иосифа:

– А вот этот – прельщенный.

Когда Старец приблизился, он это услышал, но ничего не сказал. Мирянин стал вглядываться в него, раз, еще раз. Старец отошел и нисколько не был смущен этим происшествием. Мирянин удивился этому и ответил:

– Какой тактичный этот человек, который находится в прелести!

Да что там говорить, многие злословили на старца лишь из-за того, что подвижник не хотел отвлекаться от делания молитвы и празднословить. Поэтому ему и приложили ярлык – «прельщенный». Впрочем, к несчастью, и в настоящее время если какой-либо келиот отказывается открыть дверь безразлично кому, то немощные и неученые монахи проявляют такую же «заботу» и о нем.

Старец же знал, что делает, расставляя вещи по своим местам. Он говорил: «Это искушение. А я буду делать свое дело». Безусловно, очень его укрепляли слова прп. Исаака Сирина: «В наше время в мире много искушений, и злоба не удалится от тебя. Но они пускают ростки и внутри тебя, и внизу, под ногами твоими. Поистине, как ты не отдалишься от места, в котором находишься, так тем более не убежишь от искушений. И когда Бог дает знак, Он хочет избавить тебя от искушений. Все же это промыслительно устраивает Бог Своей Премудростью для твоей собственной пользы, по мере того, как ты упорно стучишь в дверь милости Божией через страх скорби, Бог всевает в твой ум размышление о Нем, и ты приближаешься к Нему посредством молитвы, и сердце твое освящается через непрестанную память Божию» .

Поистине, Старец подвизался день и ночь годами для того, чтобы победить искушения своим долготерпением, всепрощением, самоукорением и молитвой до тех пор, пока не получил от Бога огромную благодать в молитве. Но для достижения этой меры, чтобы оправдывать своих клеветников, он вытерпел настоящее кровопролитие внешней брани. Как он сам писал своей духовной дочери: «Знаешь ли ты каково, когда ты не искушаешь – тебя искушают? Ты не крадешь – у тебя крадут? Ты благословляешь – тебя проклинают? Ты милуешь – тебя обижают? Ты хвалишь – тебя осуждают? Приходят без причины, чтобы тебя обличить, постоянно звать тебя прельщенным – до конца жизни? А ты знаешь, что это не так, как они говорят. И видишь искушение, которое ими движет. И, как виновный, ты каешься и плачешь, что ты такой и есть.

То, о чем шла речь, – самое сильное. Поскольку воюют с тобой и они, и ты воюешь сам с собой, чтобы убедить себя, что так и есть, как говорят люди, хотя это не так. Когда видишь, что ты абсолютно прав, и убеждаешь себя, что ты не прав.

Это, сестра моя, искусство из искусств и наука из наук. Бьешь себя палкой, пока не убедишь себя называть свет тьмой и тьму светом. Чтобы ушло всякое «право». И чтобы окончательно исчезло возношение, чтобы ты стал младенцем при полном разуме.

Чтобы видеть всех, когда тебя никто не видит нисколько. Ибо тот, кто станет духовным, всех обличает, не обличаемый никем. Все видит. Имеет глаза свыше, а его глаза не видит никто». Этим и только лишь подобным этому доказывал свою святость старец Иосиф.

Опять же, в другой раз Старец уверял: «… вся моя жизнь – это сплошное мученичество, а более всего я страдаю от других людей: когда хочешь их спасти, а они тебя не слушают, и ты плачешь и молишься за них, а они издеваются над тобой, и ими управляет искушение…»

Тем временем, несмотря на терпение и молчание Старца, дела постепенно ухудшались. А именно, в скиту Святой Анны решили его наказать, «…чтобы его смирить и он освободился от своей прелести». Во всяком случае, его начали отправлять на различные трудовые послушания, как например, покрыть известью Храм Скита. И он выполнял все это с невозмутимым послушанием. Если кто наблюдал за ним, и мог видеть с какой готовностью, терпением, смирением, молчанием и послушанием Старец выполнял эти трудовые повинности, те понимали его внутреннее состояние и умирялись. Тем не менее, кроме всего прочего диавол продолжал восставлять против Старца больше и больше немощных отцов. Тогда Старец решил защитить себя и первый раз пришел в Скит дать ответ отцам. Но дело зашло уже слишком далеко. В конце концов, Монастырь, которому принадлежит Скит, вместе со Скитом решили его изгнать.

Узнав об этом решении, Старец сильно болел душой. Он испытывал страдания не столько о своем собственном поношении, которое, наконец, уже произошло, и он не мог это остановить словами, сколько о душевном вреде, который несут отцы. Итак, он вошел в Церковь и упал с плачем пред иконой Пресвятой Богородицы. И прямо там, на солее, где он молился, он почувствовал внутри себя некое утешение и исполнился света, как всегда бывает в начале созерцания, его сердце изливалось через край от Божественной любви, и он вышел из себя.

После этого он видел следующее откровение, как он сам описал: «Я находился в некоем ослепительном Свете, и передо мной простиралась безграничная долина, подобная морю без ориентиров, и все пространство было покрыто вечными снегами. Мне казалось, что я шел по направлению к Востоку, но не ступал на землю и не чувствовал никакой тяжести или чего-то, ограничивающего меня. Как мне казалось, я был одет только в свои бедные одежды. Я шел очень быстро и удивлялся тому, как это возможно так двигаться, не прилагая усилий, и что это значит, и куда я вообще иду? Наконец, я подумал: «Как я вернусь назад, я ведь здесь ничего не знаю: что здесь находится, и куда я направляюсь?»

Я как бы остановился и осматривался вокруг с недоумением, – нет, совсем не со страхом, и как бы услышал впереди меня на достаточном расстоянии разговор. Я направился прямо в то место и поспешил, чтобы найти тех, которые разговаривают, может быть, они мне объяснят, что это? И весь изумленный недоумевал: «Как я оказался в этом прекрасном месте? Я осмотрелся по сторонам, куда бы скрыться на случай, если кто-то неожиданно встретится и будет меня ругать за то, что я без разрешения пришел туда. Осматриваясь с любопытством направо и налево для того, чтобы найти выход, я увидел в земле яму, в которую вел спуск, по которому кто-либо мог бы сойти в подземное пространство, как в больших городах . Я сошел и открыл одну подземную дверь… Там был храм Пресвятой нашей Владычицы Богородицы. И там сидели прекрасные юноши, великолепно одетые в прекрасный наряд. Они имели крест красного цвета, находящийся на груди и прямо на шлеме. Тогда восстал с трона один юноша, одетый в сияющие одежды, он, похоже, был военачальником, и мне говорит с теплотой, как давно знакомому:

– «Иди сюда, ведь тебя ждем».

И он предложил мне сесть.

- «Простите меня, – говорю, – я недостоин сидеть здесь, мне достаточно и того, чтобы постоять здесь, у ваших ног». Я оробел и стыдился, потому что чувствовал, что одет в мою старую рясу, которая была неопрятной и разорванной. Улыбаясь, он взял меня за руку, и мы стали спускаться по роскошной лестнице, а внизу послышалась мелодия. Когда спуск окончился, я этого почти не заметил, передо мной был какой-то огромный зал, который являлся, пожалуй, притвором Церкви, потому что в нем находились прекрасные стасидии, заполненные всесветлыми юношами. Юноши были похожи один на другого как по возрасту, так и по внешним чертам. Они пели гимн, который я слышал первый раз.

Когда я все это увидел, я застыл на месте и не мог ничего сделать. Я только удивлялся этому величию и прекрасной мелодии псалмопения. Как только мы достигли внизу ровного места, мой провожатый оставил меня и прошел вглубь, к Востоку, где, казалось, и располагался сам Храм. А те юноши предлагали мне стать в одну из их стасидий, и меня провели с такой теплотой, что мне даже подумалось, что они меня давно знают и были моими сердечными друзьями. Изнутри, из главного Храма, послышался новый гимн, явно обращенный к Госпоже нашей Богородице. Я хотел, чтобы меня оставили сесть где-либо прямо там, на полу, чтобы удивляться этому великолепию. В то самое время отворилась дверь, и снова вошел военачальник, который привел меня туда. Он воскликнул мне с радостью:

– «Заходи же, о. Иосиф, иди-ка сюда, пойдем поклонимся».

Я не мог сдвинуться с места от смущения, но он взял меня за руку. Мы прошли мимо тех светлых юношей и достигли входа. Когда он открыл дверь и провел меня внутрь этого невообразимого великолепия, в безграничное величие, не знаю, был ли это храм, или небо, или трон Божий, я замер неподвижно. Все мои чувства, все мое созерзание, все, что было у меня, переполнилось Славой и тем Светом, который был нетварным, превосходящим всевозможную белизну и непредставимо тонким.

Тогда я увидел перед собой изумительный алтарь этого великолепного храма, из которого, как от солнца, лучился свет. От того места расточались слава и великолепие. Тогда я различил две больших иконы справа и слева от царских врат: Господа нашего Иисуса Христа и Всенепорочной Матери Его, сидящей на троне. Она держала на Своих коленях предвечного нашего Бога в образе ребенка. Как только я смог получше рассмотреть, потому что меня совершенно пленило это созерцание, они мне уже не показались иконами, но это были Они Сами, действительно, живые. И пресвятой Младенец воссиял так, что все прежние звуки уже не были слышны, потому что вокруг пели славные военачальники. В это время мой провожатый дал мне знак, чтобы я приблизился и поклонился, и обратил меня к Госпоже нашей Богородице, всех христиан Утешению . Я не знаю, сколько времени я был без движения, в то время как я был распростерт перед Ней и пытался удивляться Ее славе и величию. Мой провожатый, который, казалось, имел большую близость и дерзновение к Ней, просительным тоном и очень чистым голосом, которому я и сейчас дивлюсь, обратился к нашей Госпоже:

«Владычице, и Госпожа всяческих, Царице ангелов, Непорочная Богородице Дево, яви Свою благодать на этого раба Твоего, который столь страдает ради любви к Тебе, чтобы он не изнемог от скорби!»

Тогда… (что мог сказать я – низкий и недостойнеший из всех людей?) Внезапно от Ее Божественной иконы изошло такое сияние, и явилась Сама столь прекрасная Всесвятая Богородица, во весь рост. Она держала в своих объятиях Спасителя мира, Господа нашего Иисуса, полная благодати и величия. От таковой красоты, светлейшей миллионов солнц, я упал ниц к Ее ногам, не в силах взглянуть на нее, и плакал и восклицал:

– «Прости меня, Матушка моя, что я в своем неведении Тебя печалю. Владычице моя, не оставь меня!»

Тогда я услышал издалека сам медоточивый Ее глас, превосходящий всяческое утешение. Она говорила мне:

– «Почему ты опечалился? Возложи свою надежду на Меня!»

После чего Она обратилась к моему провожатому: «А сейчас верни его в то место, где он подвизается». Я почувствовал, как кто-то взял меня за плечо, и, пробуя подняться, оказался уже в своей келье, в том же положении, в каком я был вначале, когда молился, и плакал так, что, поистине, пришел в себя мокрым от слез и полным радости!

С тех пор и до настоящего времени я питаю к нашей Госпоже такую любовь и почитание, что только одно Ее имя меня наполняет духовной радостью. Ее слова «Возложи свою надежду на Меня!» были с тех пор и до настоящего времени – единственным моим Утешением» .

С того момента наша Пресвятая Богородица просветила тех представителей Скита, которые были настроены против Старца, к долготерпению. Они дали Старцу «евхитико скитико», в то время как до этого он имел «евхитико эримитико» . Тем временем, кроме всего прочего, гонение стихло, прошла клевета и скорби одна за другой.

Однажды, когда его сердце сжималось от сильной боли, Старец снова пришел в свою церковку и начал молиться со слезами ко Всесвятой Богородице и целовать Ее икону на алтарном иконостасе. Он пришел, ища прибежища у Всесвятой, потому что Она Сама уже говорила о том, чтобы Старец возложил надежду на Нее.

В какой-то момент Старец устал и сел в стасидию. Внезапно алтарная икона засияла светом, и тогда образ Богородицы принял обычные живые очертания. Ее лик был столь прекрасен и столь светел, что Старец не мог на Нее даже взглянуть, поскольку Божественный Младенец в Ее объятиях сиял подобно солнцу. В это время Старец исполнился такой любви к Богу, что не ощущал тяжести своего тела и, выйдя из себя, дивился. Тогда Пресвятая поцеловала его, и он исполнился радости и благоухания. А Она сказала ему гласом, сладчайшим меда:

– «Разве Я тебе не говорила: возложи свою надежду на Меня? А ты почему безнадежен?!»

Пресвятая простерла свои руки, чтобы дать Старцу Сладчайшего Иисуса нашего. От такой неожиданности Старец не мог шелохнуться. Тогда этот Небесный Младенец приблизился и погладил ручкой все его лицо. А Старец поцеловал пухленькую ручку Младенца, которая была живая. Душа Старца исполнилась таковой любви к Богу и Света, что он уже не мог стоять на ногах и упал на пол. В это время Пантанасса снова вошла в свою икону, а Старцу оставила Свое Божественное утешение и невыразимое благоухание. Когда он пришел в себя, начал целовать то место, где стояла Пресвятая. Это место благоухало еще долгое время. «Я чувствовал нежную ручку нашего Иисуса!» – впоследствии вспоминал старец Иосиф, удивляясь снисхождению Господа к своему ничтожеству.

Старец признавал, что такие виды созерцаний есть не что иное, как некое чувство иной Жизни, непознаваемой и не различимой телесными чувствами, той жизни, которой вы «не знаете» . Он говорил, что если бы кто-либо попытался описать увиденное, совершенно невозможно было бы дать другим даже понять – что в действительности случилось. Сам же он просто дает неясное описание. Сходным образом, как сам Павел не мог даже описать то, что видел на третьем небе, так и не понимал до конца самого своего восхищения на Небо, поэтому он и пишет о «неизреченных глаголах» .

Бог в нужное время утешал Старца подобными видениями, потому что в ту пору он был покинут. Он не имел ни одного человека опытнее себя, чтобы предаться ему как руководителю. Ведь тогда отцы и духовники плохо разбирались в умной молитве и действительных благодатных состояниях. И если кто-то настаивал та том, чтобы дать им объяснение, то это объяснение считалось прелестным. Просто отцы не имели соответствующего опыта, ведь то, что относится к святым, только святые и «постигают». Отцы говорили Иосифу:

– «Чадо мое, это все слишком сложно, лучше оставить это!» Тем не менее, Старец не отступал. Бог просветил его к долготерпению –настаивать на своем, и он говорил с характерным мужеством:

– «Да как же? Разве Бог, который нас призвал, – не Тот же Самый, Который давал такую благодать и отцам Церкви? А мы-то почему ее не находим?!»

Действительно, Старец вместе с необразованностью сочетал смирение и терпение, поэтому Бог помогал ему, ведь «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» .

Отец Иоанникий Послушание до смерти

В скиту Святой Анны, в каливе Честного Креста, жило одно братство папы-Анания . В то время оно насчитывало около десяти отцов. Они были искусными иконописцами, и мало-помалу рыбачили для нужд братства. Они жили внимательной монашеской жизнью и имели большую любовь и милосердие. Они говорили:

– «Кто может принести хоть рыбешку Старцу Иосифу? Ага! Все в этом братстве милостивые, отцы – аскеты, давайте-ка отнесем им немного рыбы, да и они помолятся за нас!»

Так, по своему великому братолюбию они как-то послали одного монаха, о. Ианникия, чтобы он отнес немного рыбки Старцу. Это был один юный молодец примерно двадцати двух лет. Иосиф своими духовными очами прозрел, что это был очень хороший парень, и сказал сам себе: «Постой-ка, а ну давай поучим умную молитву с этим монахом».

Старец начал объяснять ему различные духовные вещи:

– Детка, как у тебя дела? Говоришь ли умную молитву?

– Ба, Геронда, да кто же меня этому научит?!

– Апостолы говорят, что нужно держать память об Имени Иисусовом. И в «Лествице» говорится: «Именем Иисусовым поражай демонов…». Оказывай послушание своему старцу и когда рыбачишь, среди ночного безмолвия молись, говоря: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя» и поймаешь гораздо больше рыбы. В противном случае тебя поймают демоны.

Старец говорил простыми словечками с этим простым парнем как на тему молитвы, так и о послушании. Его наставления нашли «тучную пажить» в этом юном монахе. Ревность распаляла его.

О. Иоанникий по совету старца Иосифа попросил благословения у своего старца последовать этим наставлениям. И папа-Ананий оказал снисхождение.

Находясь в своей лодке один посреди уединения и безмолвия ночного моря, о. Иоанникий восклицал непрерывно молитву: «Господи Иисусе Христе… Господи Иисусе Христе…» . Как только молодой монах предался всей душой этому благословенному деланию, молитва начала говориться свободно и родила в нем сердечную теплоту. Так этот монах научился и принял молитву от старца Иосифа, потому что место приятия было очищенным. Впоследствии он соделался одним из лучших монахов Скита и его имя помнят все старые отцы.

О. Иоанникий прибегал так часто к старцу Иосифу, что признавался:

– «Старче, Бога – Его я не видел, а тебя – видел!»

Однажды во сне Старец видел, что пришел в одно государство. В то время, когда он достиг крепости государства, один человек показал ему впереди небольшой очень красивый удел, в котором находились многие плодоносные деревья, это место изобиловало водичкой. Человек сказал ему:

– «Этот всепрекрасный удел предназначался для тебя, однако он был задаром отдан о. Иоанникию».

Как только Старец проснулся, начал недоумевать об этом сне: «Что же это могло значить?!» И сказал следующее: «Это может обозначать две вещи: или Иоанникий получил от меня молитву, или же он скоро умрет» .

На другой день пришел папа-Анания и говорит Старцу:

– Геронда, о. Иоанникия вырвало с кровью…

Это означает, что монах был поражен туберкулезом, «чахоткой», и очевидно микроб уже попал в легкие. По крайней мере, это значило, что болезнь его ведет стремительными шагами к смерти. Старец сказал ему:

– Детка умрет. Это и я увидел. Только не говорите ему ни слова о моем видении.

Папа-Анания, как любящий отец, еле вымолвил:

– Я его поведу в Ватопед, там есть один врач.

– Куда бы ты ни пошел, мальчику не предназначено жить.., – ответил Старец.

Отцы братства папы-Анания первое время верили тому врачу из Ватопеда, который поставил неправильный диагноз . Но дела все ухудшались, и скоро недуг Иоанникия стал очевиден. Тогда старец, папа-Анания, посеелил его в удаленную келью, чтобы ему не мешали отцы. Ему приносили немного хлеба и иное, что требовалось.

А монах, между тем, ходил каждую ночь к старцу Иосифу, чтобы слушать духовные слова и укрепиться душевно. Так Старец ему рассказывал о иной Жизни, о Рае, как душа человека уходит в Небо, о мытарствах, которые ей предстоит встретить. Всеми этими рассказами монах подготавливался, ведь через небольшое время он умрет, так как имел туберкулез.

Когда же монаху стало тяжелее, и он уже не мог подняться к Старцу на гору, он пожаловался:

– Геронда, я уже не могу подниматься наверх.

– Я сам сойду, Иоанникий, и составлю тебе компанию, я сойду ночью. Я буду молиться по четкам, я буду молиться своей умной молитвой, и после этого, когда окончу, я поднимусь наверх и уйду прежде рассвета.

И действительно, Старец сходил вниз, утешая монаха, а как только увидел, что дело близится к концу, сказал:

– Иоанникий, когда придет Ангел, чтобы взять тебя, скажи Ему, чтобы вы зашли и ко мне со мной попрощаться!»

– Да будет благословенно, – сказал монах, – я скажу Ему, чтобы зашел.

Но Иосиф, чтобы быть уверенным, сказал его старцу:

– Как только изойдет душа Иоанникия, звоните в колокола, чтобы и мы наверху, на горе, получили это известие.

Перед смертью о. Иоанникий около двух часов видел Пресвятую Богородицу! Папа-Анания вошел в комнату и о. Иоанникий говорит ему, как бы расстроенный и возмущенный:

– «Что хочет эта Жена здесь? Уберите Ее отсюда! – Однако вслед за этим он пришел в себя и говорит. – Оставьте Ее, оставьте Ее, это Сама Пресвятая Богородица!!!»

Папа-Анания отвечает ему:

– Иоанникий, как ты понял, что это Пресвятая Богородица?

– Я сказал Ей прочитать молитву «Богородице Дево…», и Она прочитала все.

– Хорошо, Иоанникий, а где Она сидит?

– Да вон там, в стороне.

– А какая на Ней одежда?

– Красная.

– Спроси Ее: «Когда я умру?»

– Богородице моя, когда я умру?

– Что Она тебе сказала?

– Когда Господь захочет.

Папа-Анания уходит, а тот же момент входит о. Харлампий.

– Она сейчас ушла, – прошептал Иоанникий.

– Кто ушел? – Спросил о. Харлампий.

– Богородица.

– Здесь была Пресвятая Богородица?!

– Да – ответил Иоанникий.

Через два часа он преставился ко Господу.

А между тем старец Иосиф видел сон о том, что этот монашек, Иоанникий, не только спасся, но и наследовал те неизреченные небесные блага «которые Бог приготовил любящим Его» .

Старец считал о. Иоанникия как своим сыном, потому что Иоанникий взял Его молитву, Его Благодать, а в конце концов еще и удел получил, который надлежало наследовать Старцу Иосифу.

В день его преставления в то время, как Старец вырезал крестики, и вдруг неожиданно начал восклицать:

– Арсений! Арсений! Наш Иоанникий здесь! Преставился Иоанникий и со мной прощается!

И действительно! Через некоторое время ударил колокол внизу. В самом деле, Ангел-хранитель Иоанникия оказал послушание Старцу! Поистине, в случаях, когда речь идет о святых аскетах, и ангелы им повинуются. Ведь душа человека по природе выше ангелов.



Отец Иосиф, юный уроженец Кипра, впоследствии получивший имя Ватопедский.

Вершина Афона

Летом 1947 года один юный монах, о. Иосиф, из мученического Кипра, пришел на Святую Гору поклониться и получить душевную пользу. Он с великой ревностью «искал человека», который мог бы быть его руководителем в трезвенном делании. Он посетил старца Иосифа в ските Малой Святой Анны. После их беседы он уразумел святость Старца и умолял оставить его около себя послушником.

На эту его просьбу старец Иосиф ответил:

– «Ни место нам не позволяет, ни, тем более, устав не разрешает, чтобы мы имели здесь кого-либо еще».

Дело в том, что к тому времени Старец был несколько разочарован в людях, по своему опыту. Ведь за единственным исключением старца Арсения, никому не удавалось следовать за Иосифом на таком высоком аскетическом уровне. К нему уже приходило достаточно людей с большой ревностью, но они не имели необходимого самоотвержения, которого требовал устав братства. В результате они создавали бесконечные трудности. Именно по этой причине Старец стал отказывать.

Однако пришедший с добрым произволением монах и не подумал терять такую возможность. Он годами изучал святоотеческие тексты об умной молитве, умоляя Бога явить ему непрелестного руководителя. И вот теперь, когда Бог явил того, кого с такой горячностью он искал, это все потерять?! Так, с горячими просьбами и слезами он упорствовал в своей мольбе.

Его смиренное упорство изумили Старца. Он первый раз в жизни видел кого-то, кто сам так сильно желал Умной молитвы. Но все-таки он сомневался. Тем не менее, на упорство монаха Старец ответил, что помолится и сделает так, как его просветит Бог. Так они расстались.

Действительно, во время бдения Старец много молился, чтобы Бог открыл ему Святую Волю Свою. Да и новый монах от желания и волнения испустил реки слез в молитве, ища Божественной милости. Его упорство подвигло Старца Иосифа, принять его, и с великой радостью о.Иосиф сделался новым послушником.

Новый послушник с самого начала положил хорошее основание. В первое время он, конечно, много бедствовал от невероятных ежедневных трудов, от жесткого окружения, лишений, недостатка одежды, тяжелого климата, строгого их распорядка и обучения ради Бога от Старца. Тем не менее, его чистая юношеская ревность и благодать Божия сделали невозможное не только возможным, но и радостным во время труда, относящегося к подвижничеству.

В те времена царила большая нищета вследствии междоусобной гражданской войны. Обычные рукоделия монахов не пользовались спросом, и денег не было. Когда Старец увидел, что за их рукоделие уже ничего не дают, и он не может купить пропитание, в том числе и для о. Иосифа, несмотря на то, что их нужды были очень малы, он был вынужден после первой недели отправить Иосифа в разные монастыри, чтобы он там работал и «зарабатывал» бы себе на хлеб.

Это было великим испытанием для юного о. Иосифа, чистая душа которого жаждала подвизаться около своего великого учителя трезвения. Не зря говорится: «вот, благое послушание превыше жертв» . Он не уперся и не возразил: «Эй! Я пришел сюда с Кипра для молитвы, а ты меня посылаешь на поля?! Если бы я этого хотел, я бы оставался там, где был прежде!» Наоборот, он имел такую веру к Старцу, что с готовностью принял это тяжелое послушание. У него выросли крылья, чтобы упокоить своего духовного руководителя.

Так, до 1953 года за послушание он ходил по монастырям и работал в садах, на оливках, на сборе урожая, на различных подсобных работах и очень мало видел своего старца. Послушник от одной работы бежал к другой, и только на краткие перерывы ему удавалось вернуться в скит Малой Святой Анны, чтобы получить высокие духовные наставления от своего Отца.

Он встречался со многими монахами и мирянами, и многие из мирских людей его уязвляли своей недоброжелательностью. От всего этого и от беспорядка в жизни он уставал душевно. Вокруг он слышал жесткие, бранные слова, а иногда и хулу . Особенно последнее резало его сердце, потому что он пришел от весьма благочестивого окружения и сам имел глубокую веру и благочестие. Тем не менее, всякий раз, как только начинало истощаться его терпение, хотя он и не говорил об этом никому, всегда к нему приходило письмо от его Старца!

«Там всегда я находил описание моего состояния, с разъяснением того, откуда и как возникли трудности, беспокоившие меня. Поразительным было то, что еще до того, как я успевал его распечатать, во мне происходило изменение. Все печальное исчезало, и я исполнялся духовной радости, так что уже ни о чем не заботился из того, что прежде меня мучило и стесняло! Иногда это происходило и без всякого письма, благодаря ощущению того, что старец каким-то вышеестественным образом присутствует рядом. Всякий раз, когда он духовно приближался ко мне, я это понимал с ясностью, не допускавшей никакого сомнения ».

И вот, наступил август 1949-го года. Урожай был собран и молодой о. Иосиф вернулся в Малую Святую Анну на Панигир Успения Пресвятой Богородицы. Наконец-то, он получил возможность снова следовать уставу, который жаждало его юношеское сердце.

В один прекрасный день, 19 августа, как рассказывал сам о. Иосиф Ватопедский, он приготовился пойти в свою келью, соответственно уставу. Старец остановил его, сжал ему руку и сказал с улыбкой:

– «Вечером я тебе пошлю посылку. Будь внимателен, чтобы ее не потерять!»

О. Иосиф не понял, что он имел в виду. Да и кто вообще мог бы понять такую загадку?! В данный момент Старец не упустил возможности его смирить. «Кто бы знал, как велико мое вечернее изнеможение от жары! А он мне снова готовит еще что-то? – Думал он. – Наверное, какой-нибудь строгий выговор или что-либо подобное?!» . В итоге он не придал большого значения словам Старца, и когда вскоре прилег отдохнуть перед началом бдения, все забыл.

Что же на самом деле случилось в тот вечер? Он сам рассказывал так: «Не помню точно, как я начал бдение, но только хорошо знаю, что не успел я много раз произнести Имя Христово, как сердце мое исполнилось любви к Богу. Внезапно она умножилась настолько, что я уже не молился больше, но с изумлением дивился преизбытку этой любви. Я хотел обнять и расцеловать всех людей и всю тварь, и в то же время я испытывал такое смирение, что чувствовал себя ниже всех созданий. Поистине, полнота и пламень моей любви были устремлены ко Христу нашему, я чувствовал Его присутствие здесь, но только не мог его видеть, чтобы припасть к Его пречистым стопам, и спросить, каким образом Он так попаляет сердца, оставаясь в то же время невидимым и сокрытым?

Тогда я имел едва ощутимое удостоверение, что это – благодать Святого Духа и это – Царствие небесное, о котором Господь говорит, что оно находится внутри нас и восклицал: «Пусть так будет всегда, Господи, и больше мне ничего не надо!» Это продолжалось достаточно времени, и мало-помалу я снова вернулся в прежнее состояние. Придя в себя, я с нетерпением ждал удобного времени, чтобы сбегать к Старцу и узнать – что это было, и как оно произошло?

Было примерно 20 августа, полнолуние, когда я бегом прибежал к Старцу и нашел его вне келии, прогуливающимся по маленькому дворику. Как только он меня увидел, заулыбался и прежде, чем я положил поклон, сказал мне:

– Видишь как Он сладок, наш Христос? Теперь ты узнал на деле, каково то, о чем ты так настойчиво просил? Теперь потрудись, чтобы сделать эту благодать своим собственным достоянием, чтобы нерадение не похитило ее у тебя!

Я немедленно упал к ногам его и воскликнул:

– Вижу, Геронда, я, недостойный всякой твари, благодать и любовь Христа нашего, и понял теперь дерзновение отцов и силу их молитв!

Когда же я ему подробно рассказал, что со мной случилось, и искал подробных объяснений, как это произошло, он по смирению ушел от ответа на этот вопрос, только сказал мне:

– Бог над тобой умилосердился, тебя помиловал и явил тебе Свою превосходящую благодать, чтобы ты не сомневался в учении свв. Отцов и не был малодушным.

Тогда я понял смысл обычая: просить других, чтобы они молились за нас с полной верой и доверием к Богу: «Помолись обо мне, отче! Сотвори о мне молитву, батюшка! Помяни мя отче в своей молитве!»

Все вышеизложенное указывает на то, что есть две разные вещи. Одно – когда мы говорим: «Молитвами святого моего Старца…» и сами противостоим трудностям и искушениям жизни с Его молитвой. Совсем другое – когда Сам Старец, как власть имеющий, посылает нам благодать, благословение и духовное состояние, которое он сам хочет, соответственно его собственному удостоверению и волеизъявлению. Это характерно только для харизматических и Богоносных Старцев .

После 1953-го года политическая неустроенность и нищета прошли. Наконец, о. Иосиф смог постоянно пребывать со старцем Иосифом, которого жаждала душа его.

Вначале Иосиф жил в келье, приготовленной для отдыха папы-Ефрема Катунакского для тех случаев, когда он приходил служить. Получалось, что два раза в неделю, а обычно больше, о. Иосиф не имел места для отдыха. Поэтому перво-наперво он построил небольшую каливку, на расстоянии около двухсот метров от церковки. Один Бог знает, какие благодатные состояния испытывал послушный юный о. Иосиф в этом триблагословенном жилище, напоенном слезами и потом старца Иосифа.

Отец Ефрем

 К оглавлению книги: Ефрем Филофейский. "Мой старец Иосиф Исихаст и Пещерник"