Главная
Монах Симеон Афонский
Написать икону на Афоне
Заказать поминание на Афоне
Новости
Стихи
Тексты
Переводы
Библиотека
Галереи
Иконы Афона
Поездка на Афон
Паломничество Афон
Монастыри Афона
Что такое Любовь?
Богатство?
Старец
Видео
Аудио
О проекте
Написать письмо
Все комментарии
Молитва
Карта сайта
Поиск
Скоро
8 октября
Преставление прп Сергия Радонежского
Осталось 5 дней

Афон

 
информационный портал Святой Горы Афон. Все об Афоне. Исторические описания Горы Афон. Советы о том, как организовать поездку на Афон, и отчеты о путешествиях. Паломничество на Афон: карты Афона, описания монастырей, троп и советы для самостоятельных путешественников. Рассказы о старцах Афона и афонских монахах. Переводы рукописей и Житий афонских святых. Фото и иконы Афона. Поучения, притчи и стихи монахов Афона, старцев и святых. Богословские статьи. Смотрите: Новые статьи на портале
Присоединяйтесь к нам в группе ВКонтакте-1 ВКонтакте-2 Instagram и Telegram и facebook group, на странице facebook web в на канале Youtube также в zen.yandex. и получайте расширенный контент в Patreon. Рекомендуем сайты: Высказывания о духовной жизни - Жития, притчи старцев
Афонский патерик Ноябрь

Афонский патерик Ноябрь

 

 

 

Афонский патерик

 

1  ноября
Страдание святого преподобномученика Иакова и двух учеников его, иеродиакона Иакова и Дионисия монаха
Житие преподобных и богоносных отцов наших Евфимия и Неофита дохиарских
12  ноября
Житие преподобного отца нашего Нила Мироточивого
13  ноября
Страдание святого преподобномученика Дамаскина
14  ноября
Житие преподобного и богоносного отца нашего Григория Паламы, архиепископа фессалоникийского
Страдание святого новомученика Константина
17  ноября
Память преподобного Геннадия Ватопедского
22  ноября
Память святителя Каллиста II-го, патриарха Константинопольского

 

 


1 НОЯБРЯ
Страдание святого преподобномученика Иакова и двух учеников его, иеродиакона Иакова и Дионисия монаха[300]
Святой преподобномученик Иаков родом был из одного селения епархии Касторийской. Родители его именовались Мартин и Параскева. В молодости занимаясь пасением овец и приобретя от них богатство, он чрез то возбудил в брате своем, как Авель в Каине, зависть. Несчастный брат оклеветал его пред турецким правительством в том, что будто бы нашел он сокровище. Чтобы избежать, с одной стороны, братней зависти, с другой – преследования турок, Иаков удалился в Константинополь и там, чрез продажу овец своих, весьма разбогател. Однажды, находясь у турецкого эфенди в гостях, услышал он, сверх чаяния, что тот восхваляет чистоту христианской веры, и рассказал Иакову, как жена его, одержимая бесом, приведена была к тогдашнему патриарху святому Нифонту, который едва только начал читать над нею священное Евангелие, к удивлению самого его, эфенди и слуг вдруг отверзся церковный кров и свет небесный окружил патриарха, бесноватую и всю церковь. Слыша это от агарянина, Иаков умилился и пришел к патриарху просить его советов в рассуждении своего положения. Беседы святителя до того растрогали его, что он тогда же триста тысяч пиастров раздал нищим, удалился на Святую Гору и, обошедши ее монастыри, вступил в братство обители Дохиарской. Потом перешел оттуда в запустевший скит Иверский, честного Предтечи, и возобновил его, подчинив себя одному старцу, именем Игнатию. Там проводил он в безмолвии ангельскую жизнь в посте, всенощных бдениях и различных подвигах самоотвержения. При такой жизни, непрестанно ратуемый от диавола чрез различные мечты и привидения, он наконец, при помощи Божией, низложил его вконец и приял залоги Божественного Духа, возвысившись до такой чистоты, что был удостоен откровений небесных: подобно апостолу Павлу, явлены были ему как райские обители, так и узилища адовы, и по дару свыше он видел тайны, сердечные и сокровенные мысли и чувства всех и каждого из приходивших к нему. И дара чудес удостоил его Господь. Молитвой извел он в скиту Предтечи ключевую воду, которая с тех пор и называется агиасмою святого Иакова. Двукратно по молитве его сосуд наполнялся елеем. А в Ватопеде он исцелил одержимого бесом послушника; раз во время бездождия, подобно Илии, низвел с неба дождь. Некогда в пути, сопровождаемый братом, был застигнут он великим туманом и темнотою, так что они подвергались опасности упасть в стремнистые места, но когда святой Иаков помолился, туман разделился надвое и путь им открылся. Однажды, тоже в пути, возжаждавши и не находя воды, он помолился, и ключ воды покатился пред ним.
Так как он желал большего безмолвия, то оставил скит Иверский и удалился во внутреннюю часть пустыни Афона, где с шестью учениками своими подвизался уединенно и полагал восхождения в сердце своем к таинствам Божественных созерцаний: в течение недели, кроме только субботы и воскресенья, он не разговаривал ни с кем. Кратко сказать: для всей Святой Горы он был истинным того времени путеводителем по пути спасения. Наконец пришло ему желание посетить Этолию. Собрав учеников своих, он взошел на вершину Афонской Горы помолиться и в молитве провел там всю ночь – и вот вдруг видит пред собою старца, который объявляет, что Богу угодно, чтобы он шел в пределы Этолии. Таким образом, он с учениками своими удалился с Горы и пришел в город, именуемый Петрою, о котором предсказывал, что после трех дней он сделается жертвою пожара. Оттуда посетил он Метеоры и, поучив тамошних иноков, отправился в Невпакту, в монастырь честного Предтечи, лежащий близ деревни, именуемый Тревекиста. Там, находясь среди многих братий, он проводил время в обычных подвигах постничества. Между тем, христиане окрестных селений, узнав о прибытии в пределы их великого старца, начали стекаться к нему во множестве. Преподобный всех их принимал, утешал, назидал и творил множество чудес. Так, бесновавшуюся девицу освободил от демона; мальчика, который пожирал угли вместо обычной пищи по действу диавольскому, осенением честного креста освободил от насилия сатанинского; некоего волхва-христианина предал сатане в измождение за то, что он не хотел сознаться в волшебстве своем. Оставаясь там, много совершил он и других чудес.
Такие чудеса и множество стекающегося со всех сторон народа имели следствием то, что местный архиерей Акакий, по зависти и другим преступным побуждениям подстрекаемый завистниками славы святого, донес турецкому правительству, что странный старец, поселившийся в Тревекисте неизвестно с какой целью, а вероятно с неприязненной, собирает вокруг себя множество народа, и не диво, если произойдет мятеж. Мусульмане смутились: они донесли об этом бею трикальскому, который немедленно отрядил 18 вооруженных кавасов, чтобы схватить обвиняемого. Все происходившее святой, между тем, предвидел по откровению свыше, предсказал о том ученикам своим, убеждая их к подвигу, и всю ночь проводил без сна. Это было на воскресенье. Преподобный велел как можно скорее совершить Божественную литургию. Однако же еще до окончания оной агаряне окружили храм, как дикие звери. Видя их, ученики преподобного затрепетали.
– Кого ищете? – спросил святой агарян.
– Авву, – отвечали они.
– Это я, – сказал он им.
Тогда посланные объявили ему повеление бея. Ласково просил преподобный агарян успокоиться от пути, угостил их, растроганных приветливостью его, и вместе с ними в сопровождении двух учеников своих явился к бею. Долго бей спрашивал преподобного, то ласкою, то угрозою и пыткой выведывая – справедлив ли на него донос, и, не найдя никакой вины, вверг его в темницу на сорок дней, до тех пор, пока обо всем донесет Порте и узнает, какое оттуда получится повеление. Находясь в темнице, двое учеников его – Феона (который прежде подвизался в обители Пантократорской, а после сделался учеником святого) и Маркиан, спросили его, что станется с монастырем и братиями после его смерти и когда освободятся они из рук царских? Он отвечал им таинственно:
– Мы опять будем вместе близ Солуни, в монастыре святой Анастасии, находящемся в Галатисте. Следовательно, мы будем неразлучны и в нынешний век, и в будущий.
Действительно, там, в Галатисте, близ Солуни, в монастыре святой Анастасии находятся мощи сего преподобного и пострадавших с ним двух учеников его. Мощи святого Феоны, бывшего игуменом этой обители и впоследствии архиепископом Солуни, там же и целы. Преподобный из темницы написал послание к братиям, находящимся в Тревекисте, убеждая их к достойному прохождению своего иноческого звания. Вместо себя назначил он им игуменом Феону, строго советуя покоряться ему как отцу. В заключение же просил, по смерти его и его сподвижников, совершить по них сорокоустие. Между тем, от султана Селима пришло повеление представить святого с учениками его, Иаковом и Дионисием, в Адрианополь, куда они и были отправлены в оковах; султан отправился в Дедимотихон, где святые исповедники и были ему представлены. Смотря грозно на святого, султан спросил его:
– Для чего ты привлек к себе множество христиан? Кто тебе позволил это? Разве ты властитель какой?
Святой отвечал:
– Ты властитель и царь в этом мире, а мне дана другая власть от Бога.
Царь спросил:
– Какая власть дана тебе от Бога? – и святой ответил:
– Учить закону Божию единоверных мне христиан, да, исполняя заповеди Его, уклоняются от всякого зла.
– Ты лжешь! – с гневом воскликнул султан. – Сознайся в своем преступлении, в котором обвиняет тебя мое правительство донесением.
– Я сознался чистосердечно во всем, – сказал преподобный. – Если не веришь, я в руках твоих: делай что хочешь.
Тогда султан повелел сечь его и учеников его бичами. Ни слова не произнес и не простонал преподобный при тяжком мучении, как будто не он, а кто другой претерпевал бичевание. Вслед за тем ввергли их в темницу.
На другой день была новая пытка. По повелению султана истязатели сжимали бинтами главы их, от чего святой не потерпел никакого зла, а у диакона Иакова выступил из своего места глаз. На этого диакона более всего нападал султан, видя его благообразие и красоту лица и всячески старался отвлечь его от Христа, но напрасно. После сего святых исповедников связали и отправили в Адрианополь для новых пыток. Спустя немного времени прибыл туда Селим-паша: докладывая о содержащихся в узах трех иноках, он говорил, что один из них пророчески предсказывает людям будущее. Царь, слыша это, обрадовался и немедленно приказал призвать преподобного. Когда явился узник, султан спросил его: «Сколько лет я буду еще жить? – Девять месяцев, отвечал преподобный. – Не знаешь что говоришь, – возразил султан. – Я должен еще быть в Родосе. – Ты умираешь и зачем же хочешь в Родос?» Пророчество преподобного впоследствии сбылось. Хотя султан и не верил этому пророчеству, однако тайный страх овладел им. По его повелению преподобного опять ввергли в темницу. Чтоб найти благословную причину убить невинных, султан послал одного из пашей своих спросить святого, какого он мнения о своем Христе и о Магомете? Когда паша предложил преподобному этот вопрос, он отвечал с твердостью:
– Христос наш есть совершенный Бог и совершенный человек, – и потом объяснил ему таинство воплощения, и все домостроительство спасения Божия и промышления о человеке.
– Но как думаешь ты о нашем пророке? – спросил паша преподобного.
– Магомет ваш не пророк, а обманщик и льстец, враг Христа Бога нашего и веры нашей. Никто из людей так не прогневал Бога, как Магомет, и кто надеется на него и считает его пророком, тот погибший.
Паша передал все это султану. Султан взбесился. Тогда же послал он в темницу янычар, обещая им милость свою, если только убедят преподобных каким бы то ни было образом отречься Христа. Однако ж все было тщетно. Султан повелел представить пред него святых. Когда они предстали, варвар приказал терзать плоть их мучительными орудиями и сокрушать челюсти их, а другие, между тем, принуждали их есть мясо, зная, что монахам не позволяет того закон. В продолжение этой пытки кровь мученическая текла ручьями и напитала землю. Однако ж преподобномученики не поколебались в духе терпения. По повелению царя их опять ввергли в темницу, где и пробыли они три дня. Наконец султан, недовольный столькими пытками, повелел истязателям вывести святых на новое мучение. Прежде всего он приказал вырезать с них ремни от сосцов до плеч, вырвать внутренности святого старца и уксусом, смешанным с солью, поливать раны его; учеников же его сечь долгое время бичами. Таким образом, измученных и еле дышащих, снова ввергли их в темницу. Но еще предстоял страдальцам конечный подвиг. Видя, что они ни во что вменяют всякого рода мучительства, султан велел разрывать на части ноги их железными когтями, бока их опалять огнем и без милости обтирать раны их грубыми полотнами, напитанными солью. Таким образом мучимые в течение семнадцати дней, наконец страдальцы осуждены были на виселицу. Когда святой Иаков пришел на место смертное, на диво смотрящих имея на ногах только кости, лишенные плоти, а двух учеников его исполнители приговора привели совершенно изнемогших; тогда попросил он несколько времени для молитвы и, получив позволение, диакона Иакова поставил по правую руку, а Дионисия по левую и сказал им:
– Чада мои! Время отойти нам к возлюбленному Христу, за Которого удостоились мы пострадать. Итак, помолимся Ему о всем мире, о Церкви и возблагодарим за то, что Господь, освободив нас от суетного мира, удостаивает наследия безконечного Царствия Своего.
Тогда все трое пали на землю и поклонились трижды Богу; потом вынул преподобный три сокровенные частицы животворящих Таин Христовых и, преподав их ученикам своим, приобщился и сам. Наконец, подняв длани и очи на небо, великим гласом возопил:
– Господи! В руце Твои предаю дух мой! – и тихо скончался с улыбкой на устах.
Видя это, воины изумились и возвестили о сем султану, который повелел и мертвое тело повесить, а по правую и по левую сторону святого повесили учеников его. Так скончались добропобедные мученики и приняли венец страдальческий. Это было 1520 года, 1 ноября. Честные мощи их выкупили некоторые из христиан, унесли в селение, именуемое Албани (близ Адрианополя), и положили оные в трех отдельных гробницах. Каждое воскресенье и праздник являлся свет небесный над гробами святых мучеников. И это видение замечали все, там обитающие. После страдальческой кончины святых один артинский священник, по имени Николай, имевший брата, поселившегося при реке Дунае, пожелал видеть его, для чего и отправился сухим путем. По прибытии в Адрианополь заболел у него конь, так что он не мог ни продолжать путь вперед, ни возвратиться назад. В такой крайности он вспомнил святого Иакова и помолился ему так:
– Святой преподобномучениче Христов Иакове! Помоги мне, страннику и путешественнику на земли чуждой.
И животное тотчас исцелилось. В чувстве признательности немедленно отправился он на место, где покоились мощи преподобномучеников, рассказал туземцам о случившемся с ним несчастии, от которого он избавился предстательством святых, и убедительно просил, чтобы открыли мощи их. Просьба его была уважена. Когда открыли гроб преподобномученика Иакова, дивное благоухание разлилось от святых мощей его. С позволения туземцев взял священник главу святого и некоторые останки, а прочее оставил на месте. Обогатившись таким безценным сокровищем, он не желал утаить его, но хотел предоставить ученикам святого чудоточные его останки. Впрочем, не знал, где находятся ученики его. Между тем, ему случилось быть на метохе афонского Дионисиатского монастыря, который находился в Руфане. Там узнал он от дионисиатских иноков, что в соседстве с ними отшельничествуют ученики святого, а именно на Святой Горе в монастыре Симонопетрском. Это известие чрезвычайно обрадовало священника. Он рассказал тогда инокам о чудодейственных мощах святого и что он имеет их при себе. Услышав это, эконом метоха, по имени Неофит, больной одним глазом, просил открыть святые мощи, и когда, призывая преподобномученика в помощь, приложился к ним, тотчас исцелел глаз его. В признательность за исцеление эконом сам сопутствовал священнику на Святую Гору, где и отыскал учеников святого. Трудно выразить радость учеников, узревших страстотерпческие мощи своего отца и наставника: они целовали их, радовались и благодарили Господа. Потом послали со священником одного монаха, Феофила, в Адрианополь и перенесли прочие останки преподобного и учеников его, спострадавших ему.
От божественных мощей святого совершилось и другое чудо. Священник, именем Каллист, имел поврежденные глаза и уста, он страдал косоглазием и уста его были искривлены. Когда он приложился к божественным мощам, недуг его тотчас прошел – и исцелившийся, прославляя Бога, всюду проповедовал он о явленном чуде. Немного протекло времени, как ученики святого по причине бедности и нужд обители, а больше во исполнение пророчества святого, удалились из Симонопетровского монастыря с мощами святых в местечко Галатиста, близ Солуни. Там, в монастыре святой Анастасии Узорешительницы, уже запустевшем, поселились они, возобновили его и подвизались о Господе. Между тем, слава и чудеса от святых мощей привлекли туда в малое время до ста братий, при игумене Феоне, который был впоследствии фессалоникийским архиепископом (см. 4 апреля).
Из числа их братства один иеромонах, именем Варлаам, вышел некогда из повиновения у игумена и тотчас взбесился так сильно, что демон мучил его до тридцати раз в сутки. Сжалившись над несчастным, игумен напоил его водою, в которую прежде погрузил святые мощи преподобномученика, и брат исцелел. Точно таким же образом получил здравие один бесновавшийся из рабочих монастырских. Впрочем, чудодействовали не только честные мощи святого, но и некоторые части одежды его: полагаемые на женщин, трудно рожающих, они облегчали роды их. – Один фессалоникийский гражданин, по имени Филипп, бедствуя раз на море, лишь только призвал имя святого в помощь, освободился от опасности потопления. В благодарность за такое благодеяние он доставлял монастырю до самого конца жизни своей масло для церковных лампад. Тот же Филипп, дав турку семьсот пиастров в долг, когда по времени потребовал от него, то мусульманин не только отрекся от платы долга, но и ожесточился противу заимодавца. Филипп, не надеясь получить своего долга правом суда, обратился с молитвою к святому Иакову и, полагаясь на его помощь, пошел к должнику своему вторично. Мусульманин, дотоле неистовый, с любовью и лаской принял Филиппа и тотчас же вручил ему долг. – Такова жизнь, мученичества и чудеса св. преподобномученика Иакова! Его молитвами и спострадавших с ним да удостоимся и мы Царствия Небесного[301]. Аминь.
 
Житие преподобных и богоносных отцов наших Евфимия и Неофита дохиарских[302]
Имена родителей преподобного отца нашего Евфимия неизвестны, равно как и значение их в свете. Достоверно только то, что сам Евфимий был из числа византийских вельмож, современник преподобного Афанасия Афонского, друг еще в мире, постриженник его в иночество и ученик его в иноческой жизни[303]. Живя с Афанасием довольно долго еще до основания Великой лавры, он видел, как устроял преподобный священную киновию, и с благоговением удивлялся собранию добродетельных и преподобных мужей в единую ограду, будто расточенных овец, под бдительное попечение единого пастыря. Он питал глубокое благоговение ко всем этим святым мужам, но более всего – к великому отцу своему Афанасию, по причине добродетельной и изумительной подвижнической его жизни. За примерное братолюбие, за достохвальную кротость и скромность, за особенное рвение к ангелоподобной подвижнической жизни святой Евфимий удостоен был Афанасием первой по нем степени в братстве и назначен проходить должность дохиара: на нем лежала забота о всем продовольствии, о всех вещественных нуждах братства – и он проходил ее с таким усердием, верностью и честностью, как если бы она возложена была на него Самим Богом, а не отцом его духовным.
Но блаженная душа святого дохиара хотела больших подвигов – горела желанием безмолвия. Как истинный послушник, предлагает он свою мысль на обсуждение своего друга, наставника и отца. Святой Афанасий, предвидя духом, что он сделается примером подвижнической жизни и будет виновником вечного спасения многих душ, не только благоволил святому его желанию, но позволил идти с ним в безмолвие и другим, кто пожелает, из священной его дружины. Итак, святой Евфимий с несколькими братиями, выйдя из лавры, создал в месте, называемом Дафна, монастырек (монидрион) во имя святого Николая и в память своего послушания, проходимого им в лавре святого своего отца, назвал его Дохиаром. Внимательно смотрел святой Евфимий за всеми движениями своей души на новом, отшельническом, пути к небу, старательно обходил сети коварного врага, расставляемые им на пути нашем ко спасению, усугубил здесь и пост, и молитву. Постоянно напоминал и малой своей дружине о глубоком к самим себе внимании, объясняя, что наша брань, по Апостолу, – не к крови и плоти, но к началам и ко властем и к миродержителем тьмы века сего (Еф. 6, 12). Не мог равнодушно смотреть на такие подвиги святого Евфимия начальник преисподней и непримиримый враг рабов Божиих. Скоро успел он причинить скорбь святому, употребив как орудие для этого сарацин. Однажды святой Евфимий, увидев их из своего убежища в пристани Дафны[304], предузнал, что люди эти явились здесь не с благой целью. Поэтому он благорассудил уступить гневу исконного нашего врага – удалился из своего убежища вместе со своим братством и скрылся в соседнем густом лесу Горы. Злодеи, явившись в монастырек, расхитили священные сосуды церкви и небольшой хозяйственный запас и утварь. Но не удовольствовался этим доброненавистник. Он возбудил орудие свое – сарацин – на крайнюю и безсмысленную ярость: они разрушили до основания церковь и стены монастыря, и таким образом оставив после себя развалины, удалились. Возвратившись из лесу со своей дружиною и увидев в таком жалком и достойном слез положении монастырь свой, святой познал, что злодеи простерли свою ярость на самые здания, без всякой для них пользы, конечно по действию лукавого. Но святой Евфимий был далек от малодушия и ропота. От всей души благодарил он Бога за посещение его и скорбью, и милостью – скорбью, что злодеи лишили его имения, милостью, что жизнь его и бывших с ним сохранилась от опасности. Воодушевлял он также и свое братство, вооружал их против малодушия, укрепляя своими отеческими и святыми наставлениями. А так как пристань, бывшая недалеко от его монастырька, привлекла в Дафну множество разного народа, то диавол по зависти своей легко мог снова возбудить кого-нибудь против святого: поэтому, чтоб не испытать опять такого же несчастия, святой Евфимий решился оставить Дафну. Путеводимый Богом, он нашел место более удобное к безмолвию – то самое, где теперь красуется священный монастырь Дохиарский. Это место полюбилось ему и возбудило в нем желание остаться здесь. Посему он явился к проту Святой Горы, которого звали авва Исаак, и объявил ему о своем намерении. Прот не взялся решить это дело один, но призвал к себе игуменов всех монастырей и предложил им на обсуждение благочестивое желание святого Евфимия. Тогда и прот, и все игумены единодушно одобрили такое богоугодное предложение святого, ибо все питали к небу великое благоговение и уважение как за добродетельную его жизнь, которая стала известна всем на Святой Горе, так и ради знаменитости его рода: поэтому тотчас же дали ему грамоту, за печатью прота, с подписью игуменов, на владение просимым им местом. На новом месте святой Евфимий опять воздвиг монастырек – и тоже в честь и память святого Николая, и уже никем более не был безпокоим, но пользовался любимым, всегда желанным и высоко ценимым безмолвием. Как дорого святой ценил безмолвие, видно из того, что для него презрел он дикость и суровость места и недостаток важнейшей жизненной потребности – воды! Иноческие его подвиги и здесь пошли обычной чредою – и он со дня на день восходил от силы в силу, служа образом и примером для малого своего братства.
Вскоре по водворении святого Евфимия на новом месте прибыл к нему из византийской столицы племянник его, по имени Николай. Он был из числа знаменитых тамошних вельмож и опытнейших советников славного царя Никифора Фоки, пользовался великой царской милостью и даже почтен был саном патрикия. У Николая родители были также славные и благочестивые. Отец его имел достоинство великого дукса и назывался Иоанном, а мать именовалась Евдокией. Николай с ранних лет пламенно стремился к иночеству. Еще на двадцатом году своего возраста, когда был в должности первого государственного письмоводителя, он оставил было славу и чести мира и скрылся в священной Студийской обители. Родители, пораженные тайным удалением своего сына, подняли море и сушу – всюду были разосланы царские слуги – отыскивать его. Им удалось наконец найти его и вручить ему призывные родительские письма. Николай показал эти письма игумену той обители, и тот присоветовал ему возвратиться к родителям, чтобы не навлечь на себя ответственности в грехе преслушания. Таким образом, по совету мудрого своего духовного вождя Николай тотчас возвратился в столицу, явился в отеческий дом и по-прежнему стал заниматься государственными делами, хотя огнь любви к иночеству, возжегшийся в его сердце, не угасал. Родители его, заботясь о земной славе единственного и горячо любимого ими сына, хотели видеть в нем воскресителя и продолжателя славного их рода. Но не так думал Николай. Не занимало его земное величие, не льстила слава – быть отсветом скоропреходящего блеска своих предков. Душа его вся занята была произвольной нищетою и смирением ради Господа славы, и потому он только выжидал удобного времени, чтобы исполнить свое желание без скорби для своих родителей. Находясь уже несколько лет в этой мысленной брани, он вдруг против своей воли делается великим патрикием. – Но мирская слава крайне тяготила его; эту высокую государственную должность, возложенную на него земным царем, проходил он в чистоте совести, хотя в то же время, возлагая полное упование на Пресвятую Богородицу, не отпадал благих надежд на перемену блестящего своего, по мнению миролюбцев, состояния. Наконец, родители его, прошедши с честью указанное им Промыслом земное поприще и воздавая общий долг смертной человеческой природе, сошли о Господе с позорища сего мира и оставили Николая единственным наследником огромного имения, движимого и недвижимого. Впрочем, со смертью его родителей еще не вдруг настал конец всем препятствиям исполнению давней святой его мысли. Он знал любовь и расположение к себе царя – видел, что ему нелегко склонить венценосца на свое желание, поэтому обратился с теплой молитвой ко Пресвятой Богородице, чтобы Она Сама, имиже весть судьбами, устроила его жребий и расположила сердце царево в его пользу. Однажды, в праздник Успения Пресвятой Богородицы, смиренный патрикий во время всенощного бдения со слезами просил Царицу Небесную облегчить трудность его положения. После этой молитвы, воодушевляясь несомненной надеждою, предстал он пред царем и, упав к царским стопам, смиренно просил снизойти к его просьбе – дать ему царское согласие на приведение им в исполнение того, чего душа его желала еще с первых лет возраста. Жаль было царю лишиться достойнейшего патрикия, но зная хорошо твердую его решимость, царь уступил его просьбе и даровал ему державное свое согласие столь легко, что такой неожиданной перемене царских мыслей удивился сам патрикий. Николай ясно видел здесь призрение на смиренную его молитву Владычицы всей твари и потому от глубины души, от полноты сердца благодарил свою Заступницу. Согласившись на просьбу своего патрикия, царь отечески обласкал его, просил его молиться о благосостоянии его дома и всего его царства, заповедал ему обращаться к державе его во всех нуждах, обещая удовлетворять его щедро и по-царски. Можно представить, что чувствовал тогда Николай! Воздав подобающее благодарение и поклонение венценосцу за такое его к себе расположение, он устремился из мира в пустыню, как не стремится и жаждущий елень на источники водные, – немедленно удалился на Святую Гору, явился к дяде своему, святому Евфимию, игумену Дохиарского монастыря и, все свое имущество посвятив обители, себя самого предал духовному вождю – дяде, как железо ковачу. Семена духовной жизни, посеваемые искусным сеятелем на земле благой, начали быстро произращать на ней обильные плоды. Поэтому в непродолжительном времени Николай был облечен духовным своим отцом и дядею в иноческий ангельский образ, с именем Неофита. Это новое растение, прозябши на ниве иноческого жития, быстро возросло в великое древо и принесло Богу обильные плоды – в постах, молитвах и коленопреклонениях. Святой Евфимий, усматривая, что духовными плодами Неофита достаточно может пользоваться малое его братство, и видя, что все братия питают к нему великое уважение и благоговение за высокую подвижническую его жизнь, за благо счел, с общего согласия, передать на его попечение монастырек и сделать его игуменом с полной властью. А сам после сего возлюбил безмолвие и в последние дни своей жизни утешался только племянником своим, достигнув же наконец глубокой старости, мирно почил о Господе в основанном им монастыре.
Приняв в свои руки кормило духовного правления, святой Неофит сетью мудрых своих наставлений и святых деяний уловил в свой монастырек многих, так что малая его обитель в короткое время возросла в лавру. Посему он принужден был, по причине тесноты, испытываемой его братией, позаботиться о распространении и увеличении своего монастырька, а так как дикость места и особенно недостаток воды в этом месте требовали для сей цели огромных сумм, то святой смиренно предложил своему царю быть ктитором монастыря. Царь принял предложение Неофита с благодарностью и благоговением и тотчас же послал ему со своими людьми из царской сокровищницы значительное количество золота, прося у него молитв и за себя, и за всех своих предков. Таким образом, в короткое время явился совершенно новый монастырь, в той самой величине, в какой видится он и теперь, под названием тоже, как и прежде, святой обители Дохиарской, и с главным храмом, опять в честь и память святителя Христова Николая. Заботясь об устроении святой своей обители, преподобный Неофит не опустил из внимания средств содержать ее, но постарался приобрести в разных местах многие метохи, или участки земель и подворья.
Созидая обитель и приобретая для содержания ее недвижимое имение, святой истратил все деньги царские и свои, а в храмах его не была еще окончена живопись, недоставало еще для них священных сосудов и одежд. В таком трудном положении он скорбел и не знал что делать, писать же царю о новом вспоможении считал неприличным. Не видя ниоткуда человеческой помощи, святой Неофит решился, по наставлению царепророка, возвергнуть печаль свою на Господа, да Он препитает (Пс. 54, 23) – и обратился с теплой молитвою к верховному Управителю наших судеб. Богатый в милостях и скорый на помощь всем призывающим Его во истине, Бог, чтобы соделать осязательно очевидным дивный Свой Промысл о прославляющих Его, не замедлил явить чудесную Свою помощь с нуждою зиждущемуся храму славы Своея. Еще в царствование Никифора Фоки, ктитора Дохиарской обители, совершилось следующее достойное удивления и изумления чудо. Против Святой Горы, в виду Дохиара и других монастырей, лежащих на южном склоне Святой Горы, на расстоянии от нее не более четырех часов плавания, находится полуостров, известный под названием Лонгос, или Сика. Святой Неофит стяжал здесь метох. Близ этого метоха с давних лет стоял один эмблематический столп, на вершине которого находилась каменная статуя, изображавшая человека и имевшая на голове своей следующую надпись: «ударивший меня по голове найдет множество золота». Эта надпись уже много лет оставалась загадкою без разрешения. Многие ударяли статую по голове, и надпись на ней всегда оказывалась ложной. Тайна эта так долго оставалась тайной не без особенного смотрения Божия. Настало время, – и сокровенный смысл ее легко разрешился по Божественному вдохновению. В сказанный метох святым Неофитом послан был для исправления разных монастырских нужд один юноша, двадцати лет, монастырский послушник, именем Василий. Хотя часто доводилось Василию дивиться и столпу, и надписи на нем – но таинственность этой надписи все-таки оставалась неизъяснимой для него. Однажды с восхождением солнца пришел он к этому столпу и, умудренный свыше, ударил по голове тень статуи, потом раскопал ту часть земли, где своей тенью голова падала, и нашел множество золота в медном котле, сверху покрытом мраморным камнем. Юноша был полон удивления и радости от этой нечаянности, но не уязвился златолюбием. Закрыв опять золото со всей осторожностью, он тотчас же, прежде срока своего послушания, отправился в монастырь. Святой, недоумевая о преждевременном прибытии юноши, спросил его наедине, что это значит. Узнав причину поспешного явления к себе своего послушника, святой воздал славу и благодарение Богу, что Он, Всеблагий, услышал его прошение и не допустил ему снедаться долго печалью о скудости внутреннего украшения священного храма. Итак, с рассветом, не объявляя ничего братству, святой Неофит назначил, по прошению юноши, отправиться с ним трем честнейшим отцам на своем монастырском судне на полуостров Лонгос. Достигнув цели своего плавания, поверенные старцы с удивлением убедились в истине рассказа юноши. Достав из земли медный котел, полный золота, они внесли его вместе с камнем, служившим ему крышкой, на судно и немедленно поплыли обратно в монастырь, взяв с собою и юношу. Но эти три отца, как люди, не устояли пред соблазнительным блеском золота. Хотя они были и опытны в добродетели, но и лукавый хитр на зло: он по разным, с виду благословным, причинам убедил их утаить золото. А нужно только занести ногу к нему в бездну – там ему уже нетрудно и совсем увлечь нас к себе. И действительно, для осуществления одного беззакония он внушил им совершить другое, еще горшее преступление – именно: чтобы утаилось от людей их хищение, враг склонил отцов умертвить невинного юношу и все это дело закончить обманом духовного их отца. Но верховный Управитель наших судеб не так судил быть этому лукавому и беззаконному сплетению. Наставленные диаволом, несчастные иноки, связав юноше руки и ноги и повесив на шею его мраморный камень, которым было закрыто золото, бросили его в море. Это было ночью. А сами, достигнув монастыря, разделили золото между собой, и каждый свою часть скрыл внизу монастырской пристани – до времени, пока не найдет удобного случая удалиться из монастыря. Но Бог чудес, един верно распознающий злоухищрения врага и един всемогущею Своею силою ниспровергающий их, промышляя о душевном спасении этих иноков и о жизни сего доброго юноши, равно как об украшении священного храма, о коем столько умолял Его верный Его служитель, измышленное лукавым зло премудро и чудно направил ко благу. Лишь только юноша был брошен в море, тотчас явились осияваемые небесным светом ангельские чиноначальники – Михаил и Гавриил – и юноша, подобно пророку Аввакуму, в один час принесенному ангелом из Иерусалима в вавилонский львиный ров, в то же мгновение лежал уже в монастыре, внутри запертой церкви, пред святым алтарем, на полу[305] у царских врат, и в том самом виде, в каком был брошен в глубину морскую. Потрясенный предшествующими обстоятельствами и оттого лишившийся чувств, юноша погружен был теперь в глубокий сон. Когда пришло время утренней службы, кандиловжигатель, по обыкновению взяв благословение у игумена ударять в доску – деревянную доску, пошел сначала в храм – зажечь лампады пред иконами, и вдруг видит пред царскими вратами связанного по рукам и ногам спящего юношу. Возжигатель лампад, пораженный таким зрелищем и почитая это мечтанием бесовским, тотчас пошел из храма – возвестить о видении игумену. Игумен, упрекнув его в малодушии и робости, велел ему идти в храм, оградить себя знамением крестным и сказать:
– Господи! Оружие на диавола крест Твой дал еси нам: трепещет бо и трясется, не терпя взирати на силу его, – яко мертвыя восставляет, и смерть упраздни. Сего ради покланяемся погребению Твоему и возстанию[306].
Кандиловжигатель известил игумена, что молитва и крест не имеют успеха. Тогда святой Неофит, познав, что видимое не есть обман и мечта бесовская, сам пришел с кандиловжигателем в церковь и – о чудо! – видит в столь странном положении того самого юношу, который возвестил ему об обретении золота. Исполненный тоже удивления и ужаса, святой Неофит долго стоял над юношей недвижимо, опершись на свой жезл, и не мог дать себе никакого отчета в видимом. После долгого раздумья наконец он жезлом своим легко коснулся юноши. Несчастный пробудился и не знал ни того, где он находится, ни того, что с ним делается. Успокоенный и вразумленный святым Неофитом, он наконец пришел в себя и объяснил преподобному эту загадку. «Посланные тобою, отче, – сказывал он успокоившись, – поверенные отцы, получив указанное мною золото, договорились утаить его, а для сокрытия своего преступления втайне решились утопить меня. Поэтому, связав мне руки и ноги и привесив этот камень на мою шею – как бы выделяя и мне часть из найденного нами сокровища, – они бросили меня в море. Далее я ничего не помню. Как вышел я из глубины морской и очутился здесь – не знаю: одно только помню – что лишь только погряз я в бездне морской, тотчас явились какие-то двое златокрылых, как бы орлы, осияваемые неизреченным светом, и восхитили меня куда-то». Услышав эту повесть, святой понял, кто были златокрылые орлы. Всегда возлагая по Боге свое упование на сильную помощь архангелов Михаила и Гавриила, он несомненно верил и видел, что Бог предстательством их как юношу освободил от глубины морской, так и трем тем инокам не попустил погибнуть в бездне ада. Святой Неофит, чтобы более изумить братство этим чудом и вместе лучше обличить трех делателей беззакония – ибо он узнал, что они в ту ночь прибыли к монастырской пристани, – определил юноше остаться до утра в этом жалком положении, а утреню благословил читать в притворе храма; самый же храм велел кандиловжигателю на ночь запереть, строго запретив ему объявлять братству причину такой новости и странности. Утром благие и верные рабы явились с пристани в монастырь. Святой Неофит, призвав их к себе, спрашивал их о юноше и сокровище. «Тщетен наш труд, – отвечали они, – лжец этот юноша, обманул нас и, устыдившись своей лжи, убежал неизвестно куда». Святой, показывая вид, будто верит словам их, сказал: «Благословен Бог! Пойдемте в церковь, совершим славословие Богу – и Он, как благий и сильный, пошлет нам богатую Свою милость, имиже весть судьбами». Между тем, по повелению его, ударили в колокола – собрались все отцы и вошли купно в Божественный храм, предводимые святым и теми тремя старцами. Едва только увидели они юношу в этом жалком положении, как виновников такого явления объял страх и трепет, а прочих отцов, не знавших о том прежде, недоумение и изумление. Тогда юноша на вопрос святого повторил то же самое в присутствии всех, что прежде рассказал ему одному. «Велик Ты, Господи, и чудны дела Твои!» – единогласно воскликнуло все священное братство, когда юноша замолчал. А те три несчастные инока, падши ниц и открыто исповедуя свое беззаконие, горько раскаивались в нем и со слезами просили святого Неофита и прочее братство помолиться ко Господу Богу и святым архангелам о прощении им великого их преступления и с неутешным плачем указывали место, где скрыли они гибельное золото. При этих трогательных и поразительных обстоятельствах радость игумена и всей братии была неописуема. Хвалили и благодарили Бога, славили и архангелов. Но так как ангельские чиноначальники осязательно и явно показали сверхъестественными своими делами, что они священный сей монастырь получили от Бога в жребий себе, то братство сочло благословным главный храм монастыря, который прежде, как выше сказано, был сооружен во имя святого Николая, посвятить Божественной двоице архангелов. А сему святителю был определен храм придельный. Таким образом, совершив всенощное бдение и Божественную литургию, братия с того времени благопристойно посвятили главный храм монастыря пречестным именам великих чиноначальников Михаила и Гавриила и прочих с ними безплотных сил. А на согрешивших монахов святой Неофит, по принятии от них золота, наложил епитимию и, как святотатцев, убийц и лжецов, изринул их на время из монастырского братства. Но когда они исполнили свою епитимию, слезами и покаянием умилостивили Бога – тогда святой снова причислил их к общему лику, и они, по исполнении дней, мирно отошли ко Господу.
Святой Неофит, получив свыше дар для своего монастыря, расписал Божественный храм его прекрасной живописью, снабдил богатыми священными сосудами и одеждами и сделал весьма много других полезных приобретений. А юношу Василия, нашедшего сокровище, по желанию его, святой облек в ангельский образ, переименовав Варнавою, и упражнял его во всякой добродетели. Но так как слава добродетелей святого Неофита прошла по всей Святой Горе, то все преподобные отцы афонские, по смерти тогдашнего прота, почли достойным поставить на это место игумена Дохиара. Святой Неофит, видя, что невозможно ему избежать сего поручения Святой Горы, передал с согласия всего братства священный монастырь для управления Варнаве, как мужу испытанному им самим и всем братством, а сам перешел в протат и нес обязанность прота много лет. Наконец этот труженик о Господе после многолетних святых своих трудов возымел нужду и в покое. Будучи уволен по преклонности лет от трудной должности прота, он возвратился в свой монастырь, где вскоре и отошел на вечный покой в лоно Авраама, исполненный дней. Молитвами святых отцов Евфимия и Неофита, да сподобимся и мы стяжать наслаждение вечными благами. Аминь.
 
12 НОЯБРЯ
Житие преподобного отца нашего Нила Мироточивого[307]
Святой и блаженный Нил, воссияв в поздние времена, подвигами своими превзошел многих даже и древних подвижников. Новое доказательство, что добродетель, благочестие и любовь к Богу не определяются временами и годами, но имеют свое основание в нашей воле и произволении.
Святой Нил был сын благочестивых и православных родителей, имевших свое жительство в Морее, или нынешней Греции, в селении, именуемом «Святого Петра», Законийской епархии. Воспитание его ограничивалось пределами места его рождения. В ранних еще летах лишился он своих родителей, но нашел их в дяде своем иеромонахе Макарии. Этот дядя был бдительным и искренним надзирателем за всеми движениями ума и сердца сего будущего сосуда благодати Святаго Духа. И нетщетными оказались многозаботные попечения пестуна о его воспитаннике. Племянник, обладая прекрасными природными дарованиями, при неусыпном и искреннем о нем старании дяди оказывал быстрые успехи в умственном и нравственном отношениях. Поэтому юный Нил, достигнув законного возраста, принял монашеское пострижение и удостоен был рукоположения во иеродиакона, а потом и во иеромонаха. Таким образом, достопочтенный дядя и достойный его племянник единодушно подвизались подвигом добрым. Но сии высокие и девственные души, будучи уязвлены пламенной и всецелой любовью к пресладкому Небесному Жениху, во славу Его возгорели желанием подвигов больших. Найдя настоящее свое местопребывание недостаточным для осуществления такого пламенного своего желания, они удалились из своего отечества и пришли на святую Афонскую Гору. Посетив здешние обители, скиты и пустыни с целью обрести место, удобное для безмолвия и высоких подвигов, наконец пришли они в одно место, издревле называемое Святые Камни. Это место тогда было еще пусто и не заселено, так как отличалось чрезвычайной дикостью и безводностью. Блаженный Макарий и божественный Нил, нашедши его, однако ж, весьма удобным для глубокого безмолвия и совершенно соответствующим святым намерениям, исполнились той радостью, какую ощущают обретшие многоценное сокровище. Полные этой неподдельной радости, они явились в Лавру и просили благословения на владение этим местом[308] и на устроение там келий. Игумен Лавры[309] со своей старшей братией, видя чистоту и Божественное желание просителей, которые и самой своей наружностью внушали к себе почтение и уважение, с радостью согласились на их прошение и в знак своего согласия на то дали им письменное уверение. А священный Макарий, по обыкновению Святой Горы[310], внес в Лавру небольшой денежный вклад, как дань дружбы. Получив таким образом право на владение местом, блаженные труженики приступили к расчистке его. Каких же стоило им это трудов; сколько при этом пролито ими поту! Но души, разжженные ревностью по Боге, не замечали своих трудов, и вскоре восстал, словно феникс, святой храм в честь и славу Царя Небесного, с помещениями при нем для земных ангелов, имеющих славословить Его во дни и в нощи. Скоро, по устроении келий, божественный Макарий мирно почил о Бозе от бремени праведных трудов своих, сделав племянника своего наследником во всем и достойным преемником и правителем келий.
После сего блаженный Нил, более и более разжигаясь пламенем любви к Виновнику своего бытия, желая совершенной неразвлекаемости в занятии высочайшим предметом своей любви, стремясь, так сказать, слить свою любовь с превечной Любовью, находит и это место не совсем соответствующим святым стремлениям пламенной его души. Посему он отыскивает другое, более способное удовлетворить его стремлению, и поселяется в нем. Место это в то время по своей дикости, суровости и обилию наводящих ужас исполинских скал и стремнин было недоступно не только для людей, но и для зверей, имеющих обыкновеным прибежищем высокие горы и камни (Пс. 103, 18)[311]. Отсюда само собой разумеется, что для истинной любви к Богу, собственно, нет опасностей и трудностей. Она их вовсе не замечает, если только всецело занята своим высоким предметом. Пример тому – безчисленное множество мучеников, великомучеников и подвижников, удививших своими подвигами не только человеков, но и ангелов. Опасения трудностей на стезе любви к Богу выражают еще неискренность и неполноту ее. Проникнутые ею всецело, пред лицом неба и земли они свидетельствовали, что их ничто ни в сем, ни в будущем веке не может разлучить с предметом пламенной их любви (Рим. 8, 38. 39). Так и сего божественного труженика, блаженного Нила, что заставило презреть все трудности и неприятности, даже самую опасность жизни? Всецелая любовь души его к Богу.
Истинно любящие Бога и живущие по Богу всячески стараются скрывать свои добродетели, плач и слезы, опасаясь стрел тщеславия и похвалы людской, желают, чтоб ум их не был стесняем заботами о суетном и мирском, но чтобы был постоянно устремлен к Богу. Так точно и божественный Нил, желая, чтобы и самые сподвижники не слышали сердечных его воздыханий и молитв к Богу и не видели подвигов и слез, чтобы ум его и сердце постоянно заняты были Богом, чтобы можно было всегда себя посвятить Богу и чтобы никто не мог прерывать небесных его упражнений, нашел место для своего уединения, неприступное почти ни для какого живого существа, нашел и, не обращая внимания на невыразимые трудности и даже опасности жизни, поселился в нем. А поселившись, мужественно терпел он до конца своей жизни всякую тесноту и бедствие, презрев всякое телесное упокоение и человеческое утешение. Какие же подвиги видела пещера, вместившая сего мужественнейшего подвижника! Сколькими она оросилась излияниеми теплых слез плакавшего по Боге день и ночь! Какой борьбы с демонами и каких побед над ними была она свидетельницей! И после побед над темными силами, сколькими она освятилась небесными видениями и ликостояниями ангелов, являвшихся сюда для утешения равноангельского подвижника! Всего этого хорошо мы не знаем; это известно только Всеведцу. Но для нас и одно место его подвигов есть безмолвный и громогласный проповедник о величии их; не менее того свидетельствует о том же и прославление потом посмертных священных его останков.
Вот настало время и окончания земных злостраданий сего славного подвижника и упокоения его там, где ни плача, ни вопля, ни болезни не будет ктому (Откр. 21, 4). Умерщвлявший по вся дни свое тело безболезненно отдает общий долг смертности и отходит к Тому, Коего душа его желала от юности, возносясь на небеса в песнопениях и дориношении ангелов. В теснейшей своей пещере, ознаменованной и освященной столькими дивными подвигами, он мирно предал в руце Божии мирный свой дух. При ней же братия его кельи благоговейно предали земле многопобедное и многотерпеливейшее его тело. А чудный во святых Своих великодаровитый Мздовоздаятель, славно прославляющий славящих Его, в верное и ясное свидетельство чистой и Божественной жизни сего высокого подвижника прославил его тем, что из гроба его впоследствии начало истекать благовонное миро с целительными силами. Миро это, как свидетельствует предание, текло в таком обилии, что стекало вниз по стремнине даже до самого моря[312]. И когда разнеслась о сем слава всюду, стали во множестве стекаться сюда христиане от самых отдаленых стран Востока, приставая на своих каиках (лодках) ниже и прямо против пещеры, чтоб получить сего священного мира во исцеление и освящение души и тела. От этого самого, говорят, и место, находящееся ниже пещеры Ниловой, названо karabosrasion (кораблестояние). Преподобный же с того времени наречен Мироточивым. При этом рассказывают, что ученик, оставшийся после святого Нила и бывший очевидцем скромности и глубокого смирения своего старца при земной его жизни, не вынося молвы от множества стекающихся мирян, тревоживших покой Святой Горы, будто бы решился жаловаться своему прославленному старцу на него самого, что он вопреки своим словам не искать и не иметь славы на земле, а желать ее только на небесах весь мир скоро наполнит славою своего имени и нарушит чрез то спокойствие Святой Горы, когда во множестве начнут приходить к нему для исцелений: и это так подействовало на святого мироточца, что тогда же миро иссякло. В недавнее время некоторые из кавсокаливских отцов, получившие исцеление от различных болезней чрез благоговейное молитвенное призывание святого в помощь себе, по чувству святой благодарности решились построить при его пещере храм. 7 мая 1815 года было приступлено к постройке. Копая место для основания храма, открыли не замеченный дотоле свод, и вдруг вышло из оного неизреченное благоухание. Надобно сказать, что до того времени, хотя все были уверены, что гроб преподобного и мощи его находятся при его пещере, но никто не знал определенно, в каком именно месте. Для непытливой веры достаточно было только знать, что там находится чтимая ею святыня. Итак, разобрав этот свод, нашли под ним безценное сокровище – священные мощи святого, благоухавшие неизъяснимым райским ароматом. Тотчас же сообщили об этом Лавре. Лавра немедленно послала туда иереев. Иереи, взяв с величайшим благоговением из-под свода святые мощи, перенесли их в Лавру, где в то время находился Константинопольский патриарх, блаженный Григорий V, и участвовал при встрече святых мощей. Лавра, достодолжно украсив череп и челюсть святой главы, первый оставила у себя, положив его во святом алтаре вместе с другими святыми мощами, вторую же отослала в келью святого Нила, во освящение пребывающих там и приходящих туда ради благоговения к святому и почитания его памяти. Между тем, окончен был устройством и священный храм при пещере святого Нила. Он сообразно с пространством места может вместить не более десяти-пятнадцати человек. Позади алтаря сего храма означено место, где был гроб святого.
Вот краткое описание жизни преподобного отца нашего Нила, который, как верный раб и благодарный делатель, послужил Владыке и Богу нашему в привременной жизни и прославил Его в телеси своем, умертвив душевредные страсти и злые похоти плоти, презрев всякое временное упокоение тела и даже самые необходимые его нужды. За что и всещедрый дародатель Бог прославил его здесь на земле, освятив временно злострадавшее его тело и дав посмертным его останкам благодать исцеления недугов душевных и телесных с верою к ним притекающих; паче же он прославляется ныне на небесах, веселясь своим духом со всеми святыми и с ангелами и наслаждаясь невечерним светом и неизреченной красотою Триипостасного Божества. Молитвами и ходатайством преподобного отца нашего Нила да достигнем и мы в меру возраста и исполнения Христова и да сподобимся наслаждаться купно с ним блаженной и не стареющейся жизнью. Аминь.
 
13 НОЯБРЯ
Страдание святого преподобномученика Дамаскина[313]
Блаженный Дамаскин пострадал в царство султана Мехмета IV, при Константинопольском патриархе Иакове, уроженце хиосском. Родился он в Галате константинопольской, в приходе Богородицы Елеусы (милующей), от благочестивых родителей Кириака и Кириакии: имя его в мире было Димандис; в отрочестве остался он сиротою. Без руководства и надзора родительского Диамандис, по ремеслу швец, вел себя безнравственно и, будучи схвачен турецким правительством в преступлении, для избежания наказания отрекся от христианской веры. Достигнув же совершенного возраста, часто воспоминал он об обетованиях Евангелия, о святости и чистоте христианской веры и, чувствуя, в какую пал бездну погибели отрекшись Христа, решился удалиться на святую Афонскую Гору и там оплакивал тяжкий свой грех. Итак, он прибыл на Святую Гору и поступил в лавру святого Афанасия; двенадцать лет оплакивал свое падение, изнуряя себя разнообразными трудами подвижничества и безусловно следовал советам духовного своего старца, которому по приходе открыл несчастное свое положение и всецело подчинился. Здесь принял он святую схиму с именем Дамаскина. Несмотря, однако же, на то, что своей строгой жизнью превосходил он многих тогдашнего времени иноков, несмотря на все свои труды и слезы, он считал свой грех столь тяжким, что никакие подвиги, казалось ему, не могли удовлетворить за него правде Божией. Одно, на чем успокаивалась мысль его, – пострадать и умереть за Христа, слова Которого он постоянно содержал в памяти: иже исповесть Мя пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим, Иже не небесех: а иже отвержется Мене пред человеки, отвергуся его и Аз пред Отцем Моим, Иже на небесех (Мф. 10, 32. 33). Когда он открыл свое желание – идти на смерть за Христа, – никто не одобрял того из опасения немощи человеческой, чтоб последнее не оказалось горше первого. В то время в лавре находился патриарх Константинопольский Дионисий: ему надлежало отправляться в Константинополь. Дамаскин открыл ему свое желание; патриарх благословил его на подвиг и взял с собой в Константинополь.
– Я возвращусь опять на Святую Гору, – сказал ему патриарх, – а ты вступишь в подвиг мученичества и умрешь за Христа: помолись Ему и о мне, да милостив будет мне в исходе моем.
По прибытии в Константинополь Дамаскин снял с себя иноческое одеяние, чтобы при исповедании имени Христова не навлечь на братий гнева, когда мусульмане услышат от инока хулу на Магомета. Подобный случай гонения на монахов был за несколько лет до того, когда пострадали двое иноков, Киприан и Гавриил. Потом, приобщившись святых Таин Христовых в храме святого Николая, что в Галате, Дамаскин пошел в Софию и там начал молиться, ограждаясь знамением честнаго креста. Проходившие мимо агаряне, видя христианина в Софийской мечети молящимся, изумились. Впрочем, почитая его помешанным, не обращали внимания. Дамаскин, видя, по молитве, что никто из турок не тревожится, вышел из Софии. На пути встретил он имама, читающего книгу, и спросил его:
– Писано ли что-нибудь в книге твоей о Христе?
– Не хочешь ли ты быть мусульманином? – отвечал ученый.
– А что такое мусульманин? – сказал Дамаскин. Между тем, подошли и окружили их агаряне, слушали Дамаскина и насмехались над ним, как над неистовым. Тогда спросил их исповедник:
– Хотите ли слышать слово к пользе вашей?
– Хотим, скажи, – отвечали они.
Мученик говорит:
– Христос есть Бог истинный, Творец всего видимого и невидимого.
– Ты безумец, – возразили они.
– Не я, а вы безумны и несмысленны, если не веруете, что Христос есть истинный Бог.
Не обращая внимания на него как на неистового, турки оставили его. Оттуда переходит святой исповедник в мечеть султана Мехмета и тоже проповедует тамошним имамам, но и они только прогнали его как неистового. Недовольный неисполнением своего желания, Дамаскин удалился к месту, называемому Капани, и там громко среди мусульман воззвал:
– Мусульмане! Одна вера Христова есть истинная, а ваша вера ложная: вас обманул Магомет, и вы за свое заблуждение будете наказаны.
Но как громко ни обличал он турок – и там никто не обратил на него внимания. На другой день утром, придя во дворец визиря, Дамаскин начал говорить:
– Одна вера христианская есть истинная и Христос есть Бог истинный, а ваша вера ложная.
Исступленные турки схватили его, били без милости и наконец как неистового выгнали.
На третий день является исповедник в мечеть, называемую Сейзаки, близ казарм янычарских. Когда турки после обычных своих молитв выходили из мечети, он громко говорил им:
– Несчастные! Кого вы почитаете? На что надеетесь от ложного пророка вашего? Одна есть истинная вера – вера христианская.
Но, как и прежде, принимая исповедника за помешанного, никто не обратил на него внимания. Сильно огорченный тем, что и здесь не достиг желаемого, он нечаянно возвратился в Галату; всю следующую ночь провел в молитве и смиренно вопиял ко Господу: «Не возгнушайся мною, смиренным рабом Твоим, единородный Сыне Божий, удостой меня пролить кровь мою и положить живот мой за Тебя, моего Господа». Наутро, в день воскресный, встав, пошел он в мечеть, что у Топханы, в которой прежде в молодости имел несчастие отречься от Христа и признать Магомета великим пророком. Множество агарян стеклось тогда в мечеть на утреннюю молитву. Исповедник, став посреди турок, возопил:
– Бедные! Зачем вы собираетесь? На кого вы надеетесь? Горе вам, несчастные, вечная мука ждет вас! Христос един есть Бог истинный!
Услышав такое обличение, турки исполнились гнева, устремились на исповедника, били его без милосердия и наконец повлекли к надзирателю галатийской части Константинополя. Здесь исповедник проклял Магомета и гнусное его учение, не вытерпев чего, агарянин отправил его к визирю с описанием досаждения и безчестия, какими оскорблял исповедник Магомета и учение его. Прочитав донесение, визирь спросил Дамаскина:
– Правда ли то, что о тебе здесь пишется?
– Да, все правда, – отвечал тот.
– Прощаю тебя, – кротко сказал визирь исповеднику, – ты наш подданный, твоя обязанность платить подать царю, и сего ради тебе даруется жизнь. Но, как кажется, ты нищий, и потому желаешь смерти.
Мученик возразил:
– Напротив, я богаче тебя, так как имею сокровище веры в моем сердце и вера моя краше солнца. Ты имеешь много мирского богатства, которое собрал, но сегодня владеешь им, а завтра возьмет его другой. Сокровище же веры моей пребывает во веки в Царствии Небесном.
Визирь, видя, что мученик тверд в своем исповедании и не увлекается его словами, повелел отсечь ему голову. Исполнители приговора и казни, связав его, повлекли в Фанари. Там, пред вратами патриаршеского двора, мученик, благодаря Бога за исполнение желания, встал на колена, преклонил выю под меч, и его обезглавили. Кровь брызнула. И священные ее капли пали на дверь стоящей близ того места торговой лавки. Прилучившийся тогда игумен монастыря Мавромала, именем Макарий, купил дверь, принес в монастырь свой для освящения его каплями крови мученической. Между тем, святые мощи по приказанию турок лежали на месте усечения целых три дня на улице пред патриаршеским двором. Наконец христиане подкупили стражей, взяли их оттуда и положили в каик, чтоб перевезти святыню на остров Халки, в монастырь Святой Троицы, но отцы обители Пресвятой Богородицы, находящейся на том же острове Халки, предупредили их, взяли мощи в свою обитель и погребли честно позади святого жертвенника. Молитвами святого преподобномученика Дамаскина да удостоит Спаситель и нас всех Царствия Своего. Аминь.
Св. преподобномученик Дамаскин пострадал в 1681 году, 13 ноября.
 
14 НОЯБРЯ
Житие преподобного и богоносного отца нашего Григория Паламы, архиепископа фессалоникийского[314]
Божественный отец наш Григорий имел родителей благородных и добродетельных. Отец его, в царствование Андроника второго Палеолога, занимал при дворе высшую государственную должность. При такой любви царя земного он пользовался особенной благодатью и Небесного, чему ясным свидетельством служит то, что, предвидя исход свой от времени в вечность, он сложил с себя звание государственное и принял ангельский образ с именем Константия, и мирно отшел ко Господу. Между тем, Григорий по смерти отца своего продолжил классические занятия, посвящая себя изучению философских наук и всего, что входило в состав тогдашнего юношеского образования. Замечательно, между прочим, было в нем то, что, не доверяя собственной своей памяти, он положил себе за правило – пред каждым уроком класть три земных поклона, с молитвою пред иконой Госпожи Богородицы, – и таким образом успехи его были быстры. Сам император, по тайному расположению и сердечной привязанности к осиротевшему отроку, принимал в его положении живое участие и отечески озабочивался его воспитанием. Постоянные успехи и отлично скромное поведение были следствием царственного попечения о Григории: по своим дарованиям и сердечным качествам он был дивом для всех и радостью сердца царева. Но, тогда как внимательный Палеолог имел ввиду земные цели и земное благо в отношении к юному Григорию, Григорий, с своей стороны, по тайным побуждениям девственного сердца и по чувству пламенной любви к Богу, становился выше земного своего предназначения и всех временных благ, располагаясь оставить мир и славу его и удалиться в пустыню. По этому побуждению, часто имея сношения и встречи с святогорскими иноками, он требовал от них советов в рассуждении своего положения, вызнавал образ подвижнической жизни и наконец, согласно общим их убеждениям, решился, не оставляя двора и своих занятий, испытывать силы – может ли он быть действительным иноком. Прежде всего блестящие свои одежды заменил он ничтожными и худыми рубищами, потом начал мало-помалу изменять свои прежние привычки и образ внешнего поведения, оставил все условия светских приличий, что, само собою, обратило на него общее внимание света. Так что все признали его сумасшедшим. Сам Григорий мог предвидеть это и знал, но не изменялся, с удовольствием принимая насмешки людей и общее к себе пренебрежение. Протекло уже несколько лет такой строгой жизни – и ни убеждения императора, ни его внимательность и желание возвести его на степень государственной службы, ни ласки искренне преданных ему друзей, ни родственные связи – ничто не могло остановить его на крестном пути к небу. Между тем, назидательная его жизнь, убеждения, полные силы и благодати, действовали уже на некоторых из его домашних: несколько человек из его прислуги вследствие его убеждений удалились от мира и остались навсегда в ангельском лике. Вслед за ними и сам Григорий в сопровождении своих братий погрузился в пустынную лавру Ватопедскую, на святой Горе Афонской, подчинив себя безусловно свидетельствованному тогда от всех, известному между святогорцами старцу Никодиму, от которого впоследствии принял и пострижение в иноческий образ.
На второй год своего пребывания у старца Никодима Григорий был удостоен Божественного явления. Однажды, когда мысль его была погружена в Боге, внезапно стал пред ним честной муж – это был Иоанн Богослов – и, смотря на него весело, спросил:
– Что за причина, что, взывая к Богу, ты всякий раз только повторяешь: «Просвети тьму мою, просвети тьму мою?»
Григорий отвечал:
– Чего другого должен я просить, кроме этого? Да просвещусь и узнаю, как творить волю Его святую!
Тогда говорит ему евангелист:
– По воле Владычицы всех Богородицы с этой поры я буду с тобою неотступно.
По истечении трех лет безусловного послушания и подвижнической жизни под мудрым водительством Божественного наставника, Никодима, Григорий лишился его, в глубокой старости отошедшего ко Господу. Тогда святой Горигорий удалился в великую лавру святого Афанасия – и там приняли его отцы с великой честью, ибо давно наслышались о добродетельной его жизни. Там он пробыл три года, удивляя всех своими подвигами и мудростью. Когда кончилось это время искуса, игумен поручил ему служение с братией в общей трапезе, а с тем вместе и должность церковного певца. И здесь, и там чудный Григорий был изумительным образцом иноческого совершенства, так что не только безсмысленные движения плотских страстей царственно и навсегда укротил он и подавил, но и в самых существенных требованиях природы имел строгое ограничение, как будто не нуждаясь ни в чем земном, и представлял собою утешительный пример ангельского безстрастия и Божественной чистоты. Самый сон, без которого нельзя обойтись никому, у него был так побежден, что в течение трех месяцев он боролся с ним, не давая себе ночью ни покоя, ни отдыха, за исключением только слабой дремоты, в которую погружался ненадолго после обеда, – и то собственно из предосторожности от пагубных следствий долгой и изнурительной безсонницы. Само собой разумеется, что при таком образе жизни общение с братией много отвлекало его от совершенного удовлетворения требованиям безсмертного духа, и Григорий скрылся из лавры.
Из лавры святой Григорий удалился в так называемый скит Глоссия, где обитало много отшельников под руководством старца Григория, родом тоже из Константинополя. Этому-то дивному старцу, в тогдашнее время славившемуся опытами созерцательной жизни и сердечной, или умной, молитвы, поручил себя Григорий и от него впоследствии занял и изучил таинства созерцания, или умного делания, и Божественной чистоты. Нельзя выразить, конечно, ни на каком человеческом языке и никаким словом тех таинств, когда ум человека, сердце и как бы все существо его сливаются в одно желание воли и силы – благоугождать Богу, любить Его и молитвою непрестанною, как щитом, ограждать себя от всякого поползновения к плотскому мудрованию и от неприязненных действий сатаны; но самые плоды такой созерцательной жизни объясняют собою, или проявляют, тайны благодатных даров, которыми Бог обогащает избранных Своих. И святой Григорий, погружаясь во глубину молитвенного духа и озаряясь им, доходил до такой степени умиления и плача сердечного, что слезы струями текли из очей его и были постоянны и неиссякаемы. Впрочем, Григорий и его сподвижники не могли наслаждаться всегда благим безмолвием – там, в Глоссии, по причине нападений, какие делали агаряне на монахов, безмолвствовавших вне монастырей. Посему во избежание опасностей Григорий и собрание его, состоявшее из двенадцати человек, принуждены были удалиться в Фессалоники и там, посоветовавшись между собою, согласились идти во Иерусалим, для поклонения святым местам, а если возможно – и для окончания жизни где-нибудь в пустынном безмолвии. Божественный Григорий желал узнать, благоугодно ли Богу намерение их, – и вот, когда он помолился об этом и после того заснул, представилось ему, как сам он говорит, будто он находился в царском дворце с сподвижниками своими пред троном дивного царя, окруженного безчисленным множеством вельмож и телохранителей. Один из числа царственной свиты, как будто великий князь, отделился и, приблизившись к Григорию, дружески обнял его, а потом, обращаясь к собратиям его, сказал:
– Я удерживаю Григория у себя – так угодно это царю, а вы подите, куда хотите.
Это видение великий Григорий объявил своим собратиям – и как сам он, так и прочие объяснили оное следующим образом: великий князь, удержавший божественного Григория, был не иной кто, как святой великомученик Димитрий, – почему и решились не оставлять Фессалоники, где почивает этот великий угодник Божий. Здесь, в Солуни, братия начали убедительно просить божественного Григория принять священство, на что он, со своей стороны, и соглашался, но не прежде, чем узнает, что на это есть воля Божия. По сему случаю назначили пост и молитву: молитва была услышана Богом – и святой Григорий вслед за тем принял священство.
После рукоположения в сопутствии небольшой своей братии он удалился в тамошний скит, где и начали они подвизаться снова. Образ жизни его был таков: пять дней в неделю он и сам вовсе не выходил никуда, и к себе не принимал никого; в субботу только и в воскресенье, по совершении священнодействия и по принятии Божественных Таин, он входил в духовное общение с братиями, назидая и утешая их увлекательной своей беседою. Тогда ему было еще немного более тридцати лет от роду. Совершенное здоровье и телесные силы не изменяли ему. А чтобы плоть во всех отношениях подчинить духу, он продолжал жизнь чрезвычайно строгую и для плотского мудрования и воли изнурительную, что имело благотворными следствиями назидание для братии и высокий образец совершенства иноческого.
Случалось так, что иногда он весь как бы погружался в глубокое безмолвие и тишину: тогда слезы рекою текли из молитвенных его очей. Когда же открывал он уста свои для беседы, слышавшие дивные его речи трогались сердечно, увлекались и плакали. В часы же, следовавшие за его затвором, а особенно после Литургии, лицо его было славно – на нем играл дивный свет Божественный. В это время отошла ко Господу великая в добродетелях мать его, по имени Каллиста. Дочери и сподвижницы ее, сестры Григория, просили его придти к ним для утешения их сиротства и для духовного наставления. Григорий повиновался призыву родственной любви и прибыл в Константинополь к сестрам своим, которые потом, при отбытии его в Веррию, последовали за ним и были определены им в женский монастырь. По возвращении святого Григория на свое место, к братии, случилось ему войти в дружеские отношения и близкое знакомство с одним простым старцем, безмолвником Иовом, который, слушая однажды божественного Григория, выражавшего мысль, что не только подвижники, но и все христиане должны молиться непрестанно, по заповеди апостольской, – не соглашался с ним и возражал, что непрестанная молитва есть долг только монахов, а не мирян. Святой Григорий, не желая оскорбить старца и не любя многословия, замолчал. Но едва только возвратился Иов в свою келью и стал на молитву, является ему в небесной славе Божественный ангел и говорит:
– Не сомневайся, старец, в истине слов Григория – он говорил и говорит правду; так умствуй и ты, и другим передавай.
Наконец, по истечении пяти лет безмолвной жизни Григория в Верии, он был принужден по причине частых набегов албанцев снова удалиться на Святую Гору, в лавру святого Афанасия, где и принят был отцами и братиями с великой любовью и веселием. И здесь также, уединяясь вне монастыря, в безмолвной келье св. Саввы, кроме субботы и воскресенья он никуда не выходил, ни с кем не виделся, никто не видел и его, разве по нуждам священнодействия. Все прочие дни его и ночи текли в молитвенном подвиге и Божественном созерцании.
Однажды, в вечер спасительных страстей Христовых, по древнему обыкновению было в лавре великолепное бдение, на котором был и святой, участвуя с братией в славословии. Здесь было ему открыто очень ясно – так что не только душевными, но и телесными очами увидел он в полном архиерейском облачении тогдашнего игумена лавры Макария. Чрез 10 лет после сего видения Макарий, действительно, был возведен в достоинство архиерея Солуни, где и скончался.
В другой раз в келейной своей молитве пред Богоматерью святой Григорий ходатайствовал и просил Ее, чтобы в устранение от него и его собратий всякого развлечения и препятствий к безмолвию и совершенной иноческой жизни благословила Она принять на себя заботливость и промышления о всех житейских его потребностях. Всемилостивая Владычица удостоила его явления Своего, в сопутствии множества светоносных мужей. Она предстала святому Григорию и, в виду его обращаясь к тем светоносным мужам, произнесла:
– Отныне и навсегда будьте попечителями о нуждах Григория и его братии.
Впоследствии признавался святой Григорий, что со времени явления Богородицы он, действительно, где ни находился, везде видел дивные опыты Божественного о нем промышления. На третий год пребывания своего в безмолвии однажды во время молитвы Григорий чувствует, что он погрузился в сон, и ему представилось, будто в руках его сосуд чистого молока, до такой степени полный, что он переливается чрез край; вслед за тем показалось, что молоко приняло вид лозного ароматического вина, которое, переливаясь также чрез край сосуда, омочило руки его и одежду и потом, струясь всюду, выдыхало из себя дивный аромат. Чувствуя сладость аромата, Григорий радовался. Между тем, является ему светлый юноша и говорит:
– Почему бы тебе не передать и другим этого чудного питья, так утрачиваемого тобою без всякого внимания? Или не знаешь, что это неиссякающий дар Божией благодати?
– Но если в настоящее время нет нуждающихся в таком питии, – отвечал Григорий, – кому передать?
– Хотя, в настоящее время, действительно, нет жаждущих, – возразил юноша, – но ты все-таки обязан исполнять долг свой и не пренебрегать даром Божиим, в котором Владыка потребует от тебя отчета.
При этих словах видение кончилось. Значение молока святой Григорий впоследствии объяснял так, что это дар слова обыкновенного, для сердец простых, требующих нравственного учения, а перемене молока на вино придал он смысл гораздо высший, именно: этим означалось, что нужда со временем потребует от него слова догматического и небесного. Вскоре после сего богомудрый Григорий был избран игуменом в Есфигменский монастырь, где братство тогда состояло из двухсот монахов. С той поры, кроме слова устного, святой Григорий начал составлять систематические свои произведения и проявлять дар чудотворения. – В монастыре однажды недостало елея, а между тем, в нем была крайняя нужда. Святой Григорий со всеми братиями приходит в подвал, где обыкновенно хранилось все продовольствие обители, и, по молитве, благословил пустой сосуд: вдруг сосуд в виду всех наполнился елеем. Узнав же, что причиною недостатка елея – маслины, не принесшие обычного плода, святой Григорий вместе с братией приходит в масличные сады, благословляет деревья – и с тех пор они сделались плодовитыми. А в доказательство чудодейственной силы молитв и благословения Григория те из дерев, к которым он приближался или прикасался, впоследствии оказались чрезвычайно плодоносными.
Впрочем, немного времени был он игуменом. Желание безмолвия и пустынной тишины увлекло его снова в лавру. Тогда в первый раз прибыл на Святую Гору из Калаврии Варлаам и показывал вид, будто соглашается с Восточной Церковью, вследствие чего желает быть монахом. В удостоверение составил он обличительные доводы – в опровержение мудрования латинян. Несмотря, однако ж, на это, божественный Григорий явно восставал на Варлаама и обличал его лукавство – что и было первой причиной вражды Варлаама к святому Григорию. Между тем, вызнав образ мыслей афонских отшельников в рассуждении таинств созерцательной жизни и сердечной молитвы, он чрез малое время удалился в Константинополь и там, войдя в связи с простейшими из монахов, занятием которых была умная молитва и трезвение, притворился, будто делается учеником их и другом. Впоследствии, слыша от них простые изложения условий, необходимых монахам в начатках умной молитвы, Варлаам явно восстал и против них, и против молитвы, и против таинственного созерцания. Его возражениями поначалу увлекся сам император, и даже патриарх. Но прежде, нежели клеветы Варлаама на афонских иноков сделались гласными, этот обманщик за предосудительное и укоризненное свое поведение был выслан патриархом с безчестием. Сильно огорченный, Варлаам удалился в Солунь, неся с собою и туда свои клеветы на монахов, и усиливался доказать, между прочим, то, что древние богоносные отцы и учителя были виновниками увлечения монахов в еретические мудрования касательно созерцательной жизни. Потрясения со стороны Варлаама были сильны. От природы быстрый и увлекательный в слове, он взволновал умы солунян, так что иноки солунские вынуждены были, не имея собственных сил противостать Варлааму, вызвать со Святой Горы божественного Григория. Святой Григорий по прибытии в Солунь сначала действовал в духе кротости, стараясь убедить таким образом и обезоружить дерзкого своего противника, но когда увидел, что меры кроткие не действуют и что потрясения Церкви и ее законоположений день от дня становятся со стороны Варлаама чувствительнее, начал всюду уничтожать возражения и клеветы Варлаама не только словом, но и сильными своими писаниями, исполненными высоких истин и доводов Божественного слова. Сам Варлаам, узнав произведения пера Григориева, оставил в покое монахов и их созерцание и со всею силою напал личными и заочными клеветами на божественного Григория. Но когда и это не помогло, когда Григорий всюду теснил его, ниспровергая все его возражения – в виду всех пристыженный и обезсиленный Варлаам скрылся из Фессалоник и прибыл снова в Константинополь.
С той поры протекло три года. Все это время, оставаясь в Солуни, святой Григорий занимался изложением начал православия, сильно ратуя за чистоту их. И здесь, в это время, обычный плач и совершенное уединение и безмолвие были любимым занятием келейного его досуга. Но так как среди многолюдства он не мог иметь всех удобств пустынной тишины, то по крайней мере всячески старался избегать связей и отношений с миром. Для сего в отдаленной части дома, в коем жил, сделал он малую келейку и там безмолвствовал, сколько мог. Однажды, в праздник святого Антония Великого, ученики его были все вместе у чудного Исидора-отшельника и там совершали бдение божественному Антонию, а святой Григорий, между тем, остался в своем затворе. Вдруг является ему св. Антоний и говорит:
– Хорошо и совершенное безмолвие, но и общение с братством иногда необходимо – особенно во дни общественных молитв и псалмопений. Посему и тебе должно теперь быть с братиями на бдении.
Убежденный таким видением великого Антония, божественный Григорий явился тогда же к братиям, которые приняли его с радостью, – и всенощное бдение протекло для них с особенным торжеством. Кончив письменные свои занятия в защиту афонских иноков и в опровержение еретических мудрований Варлаама, святой Григорий возвратился на Святую Гору и показал тамошним безмолвникам и старцам все, что написал о благочестии против заблуждений Варлаама. Общий похвальный отзыв был явным свидетельством правоты мыслей божественного Григория.
Между тем, при отбытии его из Солуни на Святую Гору, сестра его, по имени Феодотия, находилась при смерти. Поэтому ученики и друзья спрашивали его о похоронах сестры, думая, что она уже более не увидится с ним.
– Нет нужды спрашивать вам об этом, – отвечал Григорий, – по воле Божией я возвращусь к ней еще прежде кончины ее.
Так сказал – и слово оправдалось делом: ибо, когда наступил последний час Феодотии, она спросила о брате Григории, где он; узнав же, что он удалился на Святую Гору, опечалилась сердечно и называла себя несчастной, что не удостоилась последнего свидания с ним. С той самой минуты она погрузилась в забытье, не отвечала на вопросы окружающих ее – и в таком безжизненном ее положении прошло восемь дней; только слабое дыхание и движение глаз показывало, что она была еще жива и как бы ожидала своего брата. Наконец, при наступлении вечера 8?го дня, прибыл со Святой Горы Григорий и, став близ сестры, произнес ее имя. Умирающая устремила на него прощальный взгляд и, не в силах будучи говорить, с последним усилием подняла благодарственно руки свои к Богу, а чрез несколько минут тихо испустила последний вздох.
Наконец, наступило время, когда божественный Григорий должен был ратовать против своего врага в виду всего света и за свой подвиг получить безсмертную славу и венец. Варлаам, враг истины, прибыв из Солуни в Константинополь, увлекательной силой слова и внешней мудрости, как мы сказали, в короткое время успел переубедить и совершенно склонить на свою сторону патриарха Иоанна XIV. А при чрезвычайности таких успехов вслед за тем произвел общее брожение умов, возбудил сомнение и довел наконец дело до того, что патриарх грамотою вызвал на суд Церкви Григория, как бы виновного, вместе с его сподвижниками. Григорий, однако ж, не смутился этим. В сопровождении Исидора, Марка и Феодора – искренно преданных ему друзей – он прибыл в Константинополь и взамен спора и личных состязаний с Варлаамом представил на общее рассмотрение и строгий суд Церкви аскетические свои сочинения и ответы на пустословие Варлаама. Когда этот труд смиренного афонского инока был рассмотрен, обсужден и наконец всеми признан в высшей степени удовлетворительным в оправдание и защиту православных верований и правил афонского подвижничества, – Варлаам провозглашен был отъявленным врагом истины и восточного православия, а Григория, между тем, провозгласили учителем благочестия, во всем согласным с божественными отцами Церкви, и патриарх отдал справедливость произведениям его. Впрочем, несмотря на это, так как дело Варлаама с божественным Григорием было чрезвычайной важности в отношении догматическом, патриарх, со своей стороны, признал необходимым созвать местный собор, на что изъявил царственное свое желание и волю и сам император. Вследствие сего и стеклось множество знаменитых тогдашнего времени отшельников, в числе которых особенно замечательны Давид и Дионисий: последнему были предварительно открыты свыше следствия сего собора и торжество божественного Григория. Местом собора назначен был храм святой Софии. Как ни силен был в своих беседах Варлаам, опиравшийся притом на полную доверенность императора (Кантакузена), но простота слова Григориева в изложении Божественных истин доставила православию и Церкви решительную победу над Варлаамом и его приверженцами. Только притворное его раскаяние и признание пред всем собором своих сочинений еретическими спасли его жизнь, обреченную на проклятие и вечный стыд. Уничтоженный таким образом и не вынося общего к нему презрения, он скоро после того скрылся из Константинополя и удалился в свою отчизну, к своим латинам, оставив во многих из греков силою увлекательного своего красноречия глубокое впечатление. Но этим не были вовсе подавлены заблуждения Варлаама. Едва только скрылся он, в защиту еретических его мудрований восстал Григорий Акиндин и объявил себя последователем его; этот сильно напал на аскетическую жизнь пустынников – приписывал им характер и свойства мессалиан, евхитов и квиетистов. Новые потрясения и волнения умов были сильны: нужда требовала нового церковного собора и новых подвигов со стороны божественного Григория. Акиндина сильно поддерживал сам патриарх, несмотря на то, что Григорий решительно уничтожил, как и прежде, все клеветы на пустынное подвижничество и из борьбы за его чистоту вышел победителем, опроверг все еретические мысли Варлаама и жаркого его последователя Акиндина – опроверг сколько, с одной стороны, Священным Писанием, столько же – с другой – ясными свидетельствами учителей и древних отцов Церкви. Тогда уничиженный в лице Акиндина патриарх решился лично мстить Григорию, который неоднократно убеждал его дорожить миром церковным. Чтоб успешнее достигнуть своей цели, патриарх признал Григория виновником всех нестроений и церковных смут тогдашнего времени, разгласил это в народе и, чтоб придать собственному своему суду более силы и значения, Акиндина возвел на степень диакона, имея в виду впоследствии почтить его достоинством иерейским и званием церковного проповедника, а Григория, между тем, по его повелению, схватили и бросили в мрачную тюрьму. Четыре года томился там невинный страдалец.
Впрочем, такая несправедливость патриарха не осталась безнаказанной. Тогдашняя императрица Анна, узнав о действиях патриарха и привязанности его к Акиндину, на двух соборах уже признанному еретиком и отъявленным врагом Церкви, нашла еретика Акиндина не заслуживающим и недостойным церковного общения и священного сана и приказала изгнать его из Церкви. Между тем, и сам патриарх (Иоанн) испытал на себе гнев Божий. Увлеченный Никифором Григорасом в еретические мудрования Варлаама и Акиндина, он признан был врагом истины и, как еретик, лишен кафедры и церковного общения (в 1347 году). Следствием сего были наконец церковный мир и свобода невинного страдальца, святого Григория. Патриарх Исидор, занявший патриаршую кафедру после Иоанна, торжественно почтил заслуги Григория, и хотя Григорий, со своей стороны, отрекался, но император Кантакузен и патриарх убедили его принять на себя иерархическое служение Церкви. Григорий был рукоположен в сан солунского митрополита и отпущен к своему месту с благоволением царственным и патриаршим. Однако ж, по случаю возникших в Солуни смут, новый митрополит не был принят паствой, что и побудило его удалиться на Святую Гору. В то самое время, как Солунь отреклась принять Григория, наступил праздник Рождества Пресвятой Богородицы. Один из солунских иереев – сиропитатель – располагаясь служить Литургию в числе прочих, смиренно молил Господа, чтобы Он благоволил открыть, действительно ли, как думает народ, Григорий в заблуждении по своим мудрованиям и верованиям, в отношении к иноческой жизни, и имеет ли он у Господа дерзновение? Это откровение иерей просил показать расслабленной своей дочери, три года уже бывшей без всякого движения и чувства: «Если, Господи, истинно раб Твой Григорий, – молитвами его исцели несчастную дочь мою!» Господь послушал иерея сиропитателя, потому что дочь его вдруг сама собою поднялась с постели и с той поры получила совершенное здоровье, как будто никогда никаких болезненных припадков прежде и не имела. Это чудо прославило Григория.
В настоящее пребывание святого Григория на Святой Горе прибыл туда же болгарский царь Стефан и, зная добродетели и заслуги его, убедительно просил и умолял его отправиться с ним в Болгарию с тем, чтоб занять там кафедру; однако ж ничто не могло склонить и убедить к тому божественного Григория. Впрочем, и на Святой Горе Григорий не нашел себе прежнего спокойствия и тишины: нужды Церкви скоро вызвали его опять в Константинополь, а потом, не принятый снова своей паствой по случаю народных смут и замешательств клира, он удалился на соседственный Святой Горе остров Лемнос, где, творя чудеса и знамения и немолчно проповедуя слово Божие, оставался до того времени, пока сами солуняне не восчувствовали необходимости в его присутствии для паствы, долго сиротевшей и тяготившейся чуждым влиянием на дела церковные и народные.
Тогда представители клира и высшие сановники Солуни прибыли на Лемнос и с чрезвычайным торжеством возвратились оттуда в Солунь со своим пастырем. Радость народная при встрече его была невыразима – так что Церковь солунская, как будто вдохновенная свыше, пред лицом своего пастыря при настоящем случае представляла вид совершенно торжествующий: вместе обычных хвалебных песнопений клир и народ пели пасхальные гимны и канон, не давая ни себе, ни другим отчета в своих чувствах и в необычайном торжестве и радости. Таким образом святой Григорий занял наконец свою кафедру. По истечении трех дней после своего прибытия он при безчисленном собрании народа совершил крестный ход и Литургию, при которой Бог прославил его новым чудом. У того же самого сиропитателя-иерея сын страдал падучей болезнью: когда настало время причащения, иерей пал к стопам своего архипастыря и смиренно умолял, чтоб он сам, своими святительскими руками, преподал болезненному дитяти пречистые Тайны. Тронутый смирением иерея и страдальческим положением сына его, божественный Григорий исполнил его просьбу – и дитя сделалось здорово. Тихо и спокойно с тех пор текла жизнь святого Григория: клир составлял исключительный предмет его заботливости; поучая всех и каждого словом, он не менее того назидал паству строгой и благочестивой своей жизнью.
Но тогда как солунская Церковь под мудрым его правлением наслаждалась миром и тишиною, единомысленники Варлаама и Акиндина не переставали снова смущать православную Церковь в Константинополе – так что император Иоанн Кантакузен и патриарх Исидор I признали необходимым для умиротворения волнующихся умов и для утверждения правоты церковных истин открыть новый собор. Для сего прежде прочих грамотами царя и патриарха был приглашаем в Константинополь божественный Григорий. Отказаться было нельзя: нужда Церкви требовала новых подвигов – и послушный Григорий явился на собор. Враги истины, как и прежде, были посрамлены и уничтожены, и личные беседы святого Григория и его догматические произведения, читанные на соборе, сомкнули уста еретические. Напутствуемый внимательностью и уважением царя, любовью и благословением патриарха и Церкви, Григорий с честью оставил Константинополь и отправился было к своей пастве, но в то время пребывавший там Иоанн Палеолог не допустил его до Солуни, и святой Григорий принужден был отправиться на Святую Гору, откуда, впрочем, чрез три месяца самим же Палеологом был вызван с честью на солунскую кафедру.
Однажды, в праздник Рождества Пресвятой Богородицы, святой Григорий совершал Литургию в девическом монастыре. Монахиня, по имени Елеодора, слепая на один глаз, узнав, что митрополит совершает Литургию, скрытно приблизилась к нему и тайно приложила святительскую одежду его к слепому своему глазу: глаз тотчас же получил зрение. Проведя один год на кафедре, святой Григорий впал в чрезвычайную и продолжительную болезнь, так что все опасались за жизнь его: однако ж Бог еще продлил ее для новых подвигов. Не успел он оправиться совершенно от своего недуга, как получил от Иоанна Палеолога убедительное письмо, которым царь приглашал его прибыть в Константинополь и подавить ссоры и несогласия в царственной семье. Иоанн Палеолог был в большой немилости у своего тестя, Иоанна Кантакузена, что и было причиною, что на некоторое время Палеолог удалялся в Солунь. Не жалея собственного спокойствия и сил, Григорий не замедлил для доставления спокойствия и взаимной любви царственным особам отправиться в Константинополь. Однако Бог судил иначе. На пути в Константинополь он был схвачен агарянами и отвезен в Азию как пленник и раб. Но и здесь не оставался он праздным: целый год, продаваемый из города в город, он всюду вступал в состязание с агарянами о вере, неверных просвещал светом Евангелия, а в порабощенных и пленных христиан вдыхал жизнь и утешение, убеждая их к безропотному ношению страдальческого своего креста, в чаянии наград и венцов за гробом. По истечении года болгаре выкупили из рук агарянских чудного Григория и таким образом возвратили солунской Церкви ее ангела.
В течение последних трех лет иерархической деятельности, после агарянского плена, святой Григорий сотворил несколько чудес над болящими. Друга своего, иеромонаха Порфирия, он дважды восставил от болезненного одра молитвою. Самое же прибытие из плена в Константинополь было ознаменовано чрезвычайным торжеством невидимых ликов, носившихся над божественным Григорием и сладкими пениями в похвалу его приведших в движение пристань, где он должен был ступить на берег.
Незадолго до своей кончины он исцелил знамением честнаго креста и молитвою пятилетнее дитя золотошвеи, страдавшее чрезвычайным кровотечением и уже обреченное на смерть, и возвратил ему совершенное здравие.
Но при таких чудесах и знамениях, совершенных им над обреченными уже на смерть, и сам он, как человек, должен был исполнить общий долг. Целивший других от болезней всякого рода, он заболел, слег в постель и окружавшим его предсказал день своего отхода в вечность.
– Друзья мои! – говорил он им после праздника Златоуста, именно – в 14?й день ноября, – я отыду от вас ко Господу. Это знаю я потому, что являлся мне в видении божественный Златоуст и, как своего друга, с любовью призывал к себе.
Так и случилось. Когда же умирающий Григорий испускал последний вздох, окружавшие его видели, что уста его еще что-то шепчут; при всем усиленном внимании вслушаться в слова они могли только слышать:
– В горняя, в горняя!
С этими словами святая душа его тихо и мирно отделилась от тела и унеслась в горняя! (1360 г.). Григорий имел от роду всего 63 года. Когда же блаженная его душа разлучилась с телом, лицо его просветилось и вся та комната, где он почил, озарилась светом, чему был свидетелем весь город, стекавшийся к святительским мощам для последнего целования. Таким чудом Бог прославил Своего угодника, конечно, потому, что и при жизни своей он был светлым жилищем благодати и, по выражению Константинопольского святейшего патриарха Филофея[315], сыном Божественного света. Составитель жизни и подвигов святого Григория, извиняясь невозможностью исчислить множество чудес и знамений, сотворенных им и при жизни, и по смерти, желающему знать о них указывает на пространное описание жизни божественного Григория. А чтоб доказать, что Григорий был действительно великим пред Богом и что православная Церковь, празднующая память его, как единого от своих дивных святых, есть точно святая Церковь и Божественная, в заключение приводим следующее событие, оправдывающее истину слов наших.
Чтоб обличить и уничтожить ложь и клеветы латинян, обвиняющих восточную нашу Церковь и полагающих, что, по отступлении от нее Западной, то есть Римской, Церкви, нет в нашей более ни чудес, ни новых святых, прославленных Богом, – святейший Нектарий, поставленный патриархом Иерусалимским в 1660 году от Рождества Христова, говоря о многих новых святых, просиявших в Восточной Церкви, повествует, между прочим, и о святом Григории Фессалоникийском. На острове Сантурине в день памяти божественного Григория – именно во вторую неделю Великого поста – франки разгулялись: набрали с собою мальчиков и пустились плавать на легких каиках, или лодках, по морю, при совершенной тишине и ясной погоде. Между тем, как они таким образом веселились, демон внушил им злую мысль на собственную их погибель – всплескивая руками, как неистовые, они и безнравственные их дети вопили:
– Анафема Паламе! Анафема Паламе! Если свят Палама – путь утопит нас!
И божественный Григорий Палама, по их собственному суду, испросил им у Бога желаемое ими отмщение. Пучина зевнула – и несчастные вместе с каиками погрузились в море и потонули. Это чудо подтверждает и Иерусалимский патриарх Досифей[316]. Таким образом Бог проявил славу Григория, как единого от великих Своих святых, в которых Он и дивен, и страшен.
В пространном житии святого Григория между прочими другими помещается следующее замечательнейшее и назидательнейшее чудо, совершенное им уже по исходе из этой временной жизни.
Инок, по имени Ефрем, пришедший из Кастории в Солунь, рассказывал о себе следующее. «Два года тому назад необходимость заставила меня пойти из моей обители в Фессалию. Исполнив там свои нужды, я на обратном пути потерпел несчастие: по моей неосторожности в правую ногу мою вонзилась терновая игла, отчего я чувствовал сильную боль в течение нескольких дней; потом из правой ноги не знаю каким образом перешла боль в левую и так была сильна, так невыносима, что я не мог ни заснуть, ни даже укрепиться пищею. По прошествии нескольких дней на ноге появилась ужасная опухоль и открылось более сорока ран, знаки которых видны и теперь, по исцелении. Из ран текла заразительная и нестерпимо гнилая материя. Так протекло полтора года. Все пособия врачей были совершенно безполезны, так что я отчаялся в выздоровлении от этой болезни и даже тяготился уже самою жизнью. В таком мучительном положении услышал я наконец от соотечественников моих и от приходящих из Солуни о весьма многих и преславных чудесах дивного Григория – верил от сердца слышанному и, судя по чудесам и знамениям, не иначе думал о нем, как о великом светильнике Церкви, исполненном апостольской силы и благодати. При такой вере я обратился к нему с теплой молитвой. Лежа на болезненном одре, я горько плакал и просил у святого Григория исцеления, обещаясь тотчас по исцелении сходить в Солунь для поклонения святым его мощам и для заявления всем величия Божия и благодати, данной ему от Господа. Окончив свою молитву, я заснул – и вот, вижу, приходит ко мне старец в архиерейском облачении. Он, казалось, поприветствовал меня, потом сел близ меня и спросил о здоровье. Вместо ответа я показал ему больные ноги и раны и рассказал о страданиях, какие вынес в течение полутора лет. Тогда он охватил обеими руками мою ногу, начал выдавливать из ран и выдавил всю гнилую материю. «Теперь будь покоен: болезнь твоя кончилась», – кротко сказал мне явившийся и удалился. После этого видения я погрузился в сладкий сон, какого никогда в течение болезни у меня не было. Между тем, настало время утрени: я почувствовал в себе силы, не ощущая уже никакой боли в ногах, и, опираясь на свой жезл, явился в церковь на славословие. Изумленные внезапным моим появлением в церкви, братия окружили и спрашивали меня, как я внезапно получил здравие. Я рассказал им о чуде преславного исцеления и привел их еще в большее удивление.
Прошло после того 8 дней. Я чувствовал себя совершенно здоровым и потому отправился в Божественный храм, в котором находится священный образ чудотворца Григория, чтобы поклониться ему, и в чувстве сердечного благодарения возвратился в монастырь. Но этого мало: нужно было исполнить обещание, которое дал я божественному своему врачу, прося от него исцеления, а, между тем, время было зимнее – значит, и путешествие, особенно мне, старику, – тяжкое и трудное. Оставлю путешествие в Солунь, – сказал я сам себе, – потому что теперь не то время. А вместо исполнения обещания странствовать в Солунь я попрошу обитель отправить торжественную службу святому Григорию – и таким образом воздадим Богу должное благодарение и честь святому угоднику. Так я и сделал.
Но неприятно это было святому Григорию. За чудом моего исцеления следовали новые знамения. До наступления еще того дня, когда мы готовились в обители торжествовать память его, появилась у меня сильная горячка: снова показалась жестокая опухоль на ноге и боль не менее прежней. Я тотчас понял причину новой болезни, начал горько каяться в моей неблагодарности к святому Григорию и непременно обещался исполнить обет, как только получу здравие. Чрез день после сего болезнь моя совершенно исчезла, и я, пробыв недолго в обители, прибыл пешим в Солунь для поклонения священному гробу моего исцелителя[317] и всюду прославлял чудеса, которые чрез него сотворил надо мною Бог. Дивному во святых Своих Богу – слава и держава во веки веков. Аминь».
 
Страдание святого новомученика Константина[318]
Родиной святого новомученика Константина был безводный остров Идра. Он родился от христианских родителей, отца Михалаки и матери Марины. Достигнув восемнадцатилетнего возраста, Константин перешел на жительство в Родос и поступил там в услужение к родосскому правителю Хасану. Прожив некоторое время в доме Хасана, Константин своей расторопностью, честностью и примерным усердием обратил на себя внимание своего господина, который положил в своем намерении отторгнуть эту кроткую овцу от стада Христова и привести оную в стадо козлищ, т.е. в магометанскую веру.
Хасан успел в своем замысле при помощи диавола, который, как уже погибший и осужденный на вечное мучение, по зависти своей не желал, чтобы верующие во Христа наслаждались райскими добротами, которых он за гордостное высокомерие лишился, почему день и ночь рыкает, подобно льву, ища поглотить в свою ненасытимую утробу последователей Христовых и чрез это сделать их участниками с ним вечных мук. Итак, улучив удобное время, Хасан, призвав Константина, сперва ласками, а потом разными подарками убедил его отречься от Христа и сделаться магометанином.
Как только Константин отвергся от Христа, тотчас дали ему магометанское имя Хасана, и жизнь его в доме правителя Родоса приняла другой оборот: ему дана была другая, высшая, должность; даны деньги, и все служащие в доме Хасана начали почитать и уважать его. Но все это, как временное и скорогибнущее, быстро присмотрелось, и отверженник мало-помалу начал приходить в себя; совесть стала обличать его в глубоком его падении. Вследствие этого он начал тосковать и втайне от товарищей плакать и рыдать о тяжком своем грехопадении. И таким образом отверженник прожил у своего обольстителя три года.
Господь Бог, видя сердечное сокрушение отверженника, внушил ему благую мысль: обратиться к духовнику и раскаяться в своем падении. Не медля нимало, он послушался сердечного гласа и, избрав удобное время, отправился к духовнику, которому исповедал свое глубокое падение. Духовник, поболев душою о столь тяжком согрешении, посоветовал ему удалиться из Родоса и где-либо в другом отдаленном месте залечивать душевные раны покаянием, а Господь Бог не замедлит явить ему Свою милость. Но Константин просил у духовника благословения, чтобы, не удаляясь с Родоса, теперь же отречься от мерзкого Магомета и исповедать себя опять верующим в Господа нашего Иисуса Христа. Духовник, видя его ревность и будучи неуверенным в его мужестве, притом боясь, чтобы он в столь младых и юношеских летах, убоявшись лютых мук, вторично не отрекся от Христа, отклонил его от этой несвоевременной мысли и желания, предоставляя его намерение времени и тому возрасту, в который человек более тверд бывает в своих убеждениях, и тогда уже, предварительно подготовившись постом, бдением и молитвою, предать себя на мученический подвиг, но и то лишь только тогда, если на это будет воля Божия. Константин послушался духовного отца и, придя в дом Хасана, собрал все свое состояние и деньги и, раздав оное нищим, сам чрез несколько дней оставил злополучный дом своего господина и удалился в Крым.
В Крыму Константин прожил три года, в которые, сокрушаясь о бывшем своем отречении, приносил Богу покаяние. Но, однако, сердце его страдало и не получало вожделенного мира, ему так и слышались страшные оные слова, сказанные Спасителем в Божественном Евангелии: Иже отрвержется Мене пред человеки, отвергуся его и Аз пред Отцем Моим, Иже на небесех (Мф. 10, 33). А потому он решился сразиться с диаволом и страдальческими подвигами смыть свой позор, для чего немедленно отправился в Константинополь. Здесь он открыл одному опытному духовнику, что желает за свое отречение пострадать за Христа, при этом рассказал ему подробно все, с ним бывшее. Но духовник, видя его молодость, не решился ему дать благословение на страшный подвиг, а представил его знаменитому Константинопольскому патриарху Григорию, которому рассказал все о Константине, а также и о намерении его пострадать за Христа.
Владыка порадовался обращению погибшей овцы, высказал ему в своей беседе, как опасен избранный им путь, а потому посоветовал сперва отправиться на св. Афонскую Гору и там, среди искусных подвижников Христовых, подвизаться в духовных подвигах, а потом уже, когда старцы увидят, что приспело время предать себя на мученический подвиг, привести в исполнение свое намерение.
После беседы с патриархом Константин отправился на Св. Гору и там поступил в братство Иверского монастыря, где ревностно и с любовью стал проходить послушания, притом часто обращался с усердной молитвою и слезами к тамошней чудотворной иконе Пресвятой Богородицы, именуемой Портаитисса, и умолял Пречистую, чтобы Она умиротворила его сердце и сподобила бы его пострадать за Христа, от Которого он по своему неразумию, будучи прельщен блеском богатства и славы, отрекся. И таким образом сердце его все более и более распалялось к Иисусу Христу, за Которого он был готов подъять не только страдания, но даже тысячи смертей. И с этого времени мысли начали понуждать его предать себя на мучение. Находясь в возбужденном состоянии, он открыл свои мысли Предтеченского скита духовнику иеромонаху Сергию и старцам, которые, однако, не советовали ему предавать себя на мученический подвиг, говоря, что возможно и без мучения спасти свою душу. Но Константин, горя сердечной любовью пострадать за Христа, не мог последовать совету старцев и вскоре оставил Св. Гору и отправился в Родос, для исповедания имени Иисуса Христа.
По прибытии в Родос он исповедался пред духовником и, приобщившись Св. Таин, открыл ему свое намерение вступить в борьбу с диаволом. Но духовник, боясь, дабы он не возмалодушествовал в муках, подобно афонским старцам отклонял его от его намерения и советовал возвратиться обратно на Св. Гору. Однако Константин твердо решился пострадать за Христа.
Помолившись Богу и укрепивши свое сердце молитвою, он пошел в дом бывшего своего господина Хасана и, представ пред ним, сказал:
– Здравствуй, господин мой! Свидетельствую тебе мою покорность от бывшего твоего слуги, которого ты назад тому три года обманом и лестными и коварными словами убедил отречься от Господа моего Иисуса Христа, Которого теперь исповедую, как истинного Бога, вашего же ложного пророка Магомета проклинаю, как обманщика и губителя душ человеческих!
– Несчастный! – сказал Хасан, – я не признаю тебя бывшим моим слугой, так как ты одет в монашескую одежду, а потому сними с себя эту черную и плачевную одежду, и я прикажу одеть тебя в самые дорогие и лучше цветные, и тогда я тебя признаю своим слугою, и кроме того еще большими обогащу почестями и богатством, чем прежде.
– Господин! – отвечал исповедник Христов, – напротив, я советую тебе оставить свое нечестие; все то зло, которое ты мне сделал, обольстив меня принять магометанство, вследствие чего сколько времени я терзался и мучился совестью о своем падении, – все то я тебе прощаю, но только с тем, чтобы ты уверовал в Иисуса Христа истинного Бога. Итак, будь же благоразумным и не теряй времени, но обратись в христианскую веру.
– Презренный! – с гневом вскричал Хасан. – Кто это тебя научил предлагать мне такое пустословие? Я тебе доставил счастье и впоследствии хотел женить на моей дочери, а ты, презрев все мои о тебе заботы, наносишь такое мне оскорбление.
В это время один из слуг Хасана ударил мученика Христова в ланиту, на что св. Константин отвечал:
– Слава Тебе, Христе Боже, что Ты сподобил меня получить ударение в ланиту за исповедание имени Твоего и удостоил меня быть подражателем крестной страсти Твоей, ибо и Тебя, Господа моего, на судилище нечестивого первосвященника Анны презренный его слуга подобно сему ударившему меня раба Твоего дерзнул скверной своей рукою ударить в ланиту.
После этого Хасан приказал св. мученика ввергнуть в темницу. Чрез три дня св. Константин позван был к Хасану, который гневно спросил его:
– Подлый и дерзкий раб! Одумался ли ты о твоем заблуждении и как ты дерзнул вразумлять меня уверовать во Христа?
– Напрасно, господин, на меня гневаешься: я тебе говорил истину и советовал уверовать во Иисуса Христа истинного Бога, Которым все сотворено и все Им управляется, без веры в Которого невозможно получить Царства Небесного. Ваш же пророк Магомет обманщик, он погиб, да и вас, своих последователей, туда же влечет. Итак, умоляю тебя, отрекись от проклятого Магомета и уверуй в Господа нашего Иисуса Христа и, сделавшись христианином, наследуешь Царство Небесное. – О, мужественный воин Христов! Слава и хвала твоему безбоязненному исповеданию пред врагами Христовыми! Блаженны твои уста, дерзновенно исповедавшие имя Иисуса Христа! Ты не убоялся сильных мира сего, по слову пророка Давида: глаголах о свидениих Твоих пред цари, и не стыдяхся (Пс. 118, 46).
Хасан, от гнева не в силах долее сдерживать себя, вскричал:
– Бейте его, выдерните из головы его волосы, раздерите ногтями на части тело его, сокрушите камнями челюсти его, чтоб он знал, как должно говорить и держать себя пред властями!
Как дикие звери слуги Хасана бросились на святого мученика, и одни из них вырывали из головы волосы, другие заушали и сокрушали камнями уста и всякими способами терзали тело его. Но святой страдалец Христов мужественно терпел все мучения и, как твердый адамант, оставался непоколебим в своем исповедании и только часто взывал к подвигоположнику Иисусу Христу: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем!». После всех зверских терзаний злобные мучители, заковав св. мученика Константина в тяжелые цепи, бросили его в мрачную темницу.
В темнице св. мученика посетил Сам Владыка Христос, исцелил его раны, волосы же на голове и ногти на ногах повелением Его выросли вновь.
На другой день Хасан велел представить к себе св. мученика, и когда он подошел к нему, нечестивец спросил:
– Ну что, раскаялся ли ты, Хасан, в своем пустословии или нет?
– Во-первых, я не Хасан, – отвечал св. мученик, – это имя, данное тобой мне после бывшего моего отречения от Господа моего Иисуса Христа, я теперь проклинаю, имя же мое настоящее, которое я получил во св. крещении, Константин. Слова же, которые я тебе вчера говорил, не есть пустые, но в них я выразил свое исповедание и веру во единого Бога в трех лицах Отца и Сына и Святого Духа; вашего же скверного пророка Магомета опять проклинаю.
Тогда нечестивый Хасан повелел бить святого палками по спине и по ногам. От многочисленных ударов тело св. мученика отторгалось от костей, а ногти на ногах все свалились, и он от изнеможения упал на землю и лежал как мертвый. Мучители, думая, что мученик Христов уже скончался, подняли его с земли и бросили в темницу.
По прошествии трех дней мучитель Хасан приказал слугам своим выбросить из темницы труп страдальца Христова, думая, что оный уже там предался тлению. Но каково же было удивление слуг, когда они, войдя в темницу, увидели мученика Христова здрава, невредима и с сияющем лицом! Они немедленно об этом донесли своему господину, который тоже удивился и приказал представить его пред себя. Когда св. страдалец вошел к Хасану, то Хасан вместо того, чтобы уверовать во Иисуса Христа, при виде явного чуда, начал склонять его отвергнуться от христианской веры, при этом обещая великие почести и богатства.
Мученик Христов, видя душевное ослепление Хасана, сказал ему:
– Послушай, господин, тебе очень хорошо известно, что три дня тому назад ты видел, как твои усердные слуги изранили мое тело, вырвали на голове все волосы, сбили с ножных пальцев все ногти, но теперь, смотри, я здоров. Итак, прославь Господа моего Иисуса Христа, Который не возгнушался придти ко мне во смрадную темницу, исцелил мои раны и повелел волосам и ногтям вырасти вновь. Поэтому – мыслимо ли отречься от Источника жизни и уверовать в ложного Магомета, учителя всякой нечистоты и пороков! Тебе же от души советую и умоляю: открой душевные твои очи и опять уверуй во Иисуса Христа, в Которого родители твои веруют и ты некогда веровал[319].
Слыша обличение себя в отступничестве, о котором, он думал, никто здесь не знает, Хасан смутился и приказал скорей бросить святого мученика в тюрьму, наложив на него тяжелые цепи. Три дня и три ночи провел мученик в неволе. В течение сих дней в ту же самую темницу заключены были еще восемь христиан из селения Сорони и в числе их два иерея, а также и четыре турка. В одну из сих ночей Бог, прославляющий святых Его, восхотел утешить раба Своего и прославить его среди узников, дабы они впоследствии, в утверждение христианской веры и в посрамление врагов креста, распространили следующее чудесное явление. В самую полночь вдруг в темнице воссиял свет, подобный солнечному, и в то же время со святого мученика сами по себе спали тяжелые цепи. Видя себя освобожденным от цепей, св. страдалец тотчас стал на молитву. Священники и прочие христиане, увидев столь необычайное чудо, пришли в умиление и стали тоже молиться, а турки от страха пали ниц на землю. Между тем, и стража, видевшая в темнице необыкновенный свет, подумала, что в темнице случился пожар. Но каково же было их удивление, когда они по входе в темницу нашли все в порядке, а св. мученика – разрешенного от уз и стоящего на молитве! Стража немедленно об этом чуде донесла Хасану, который и это чудо, подобно первому, желая заглушить, повелел страже не разглашать об оном в народе, узникам же и христианам, и туркам, во избежание страшных наказаний, также было запрещено рассказывать об оном, и потом они освобождены были из заключения, а св. мученика приказал уже более не представлять к себе, но в темнице каждодневно налагать на него удары. Но Господь, испытав терпение святого, уже более не допускал до него мучений. Так, один турецкий имам хотел заушить святого, но в то время, когда он поднял руку, она почернела подобно углю.
Вследствие этого другого чуда турки не решались прикасаться к мученику, боясь, чтобы и им не пострадать подобно имаму. И таким образом пять месяцев пробыл св. мученик Константин в темнице, претерпевая голод, жажду и холод. Между тем, Господь, пекущийся о святых Своих, внушил одному боголюбивому христианину приносить ему св. Тайны, которыми узник Христов укреплял свой дух и ослабевшее тело.
Столь долгое пребывание св. мученика в узилище продлилось потому, что Хасан не смел самовластно осудить его на смерть, как уроженца острова Идры, боясь силы и власти, какую идриоты имели в Порте, и особенно у капитана паши Архипелажского. Поэтому он написал письмо капитану Георгию, родом с острова Идры, находившемуся тогда в Александрии, извещая его о деле св. мученика Константина и, ожидая от него ответа, отлагал окончательный приговор о страдальце.
Между тем, и св. узник Христов, узнав, что Хасан послал о нем донесение, и боясь, чтобы окончательному его подвигу со стороны капитана Георгия не было препятствия, сам написал ему письмо и заклинал его именем Божиим не препятствовать ему совершить мученический подвиг.
Капитан Георгий, получив от св. мученика письмо и увидев его пламенное желание пострадать за Христа, написал правителю Родоса, что, дескать, мы этого человека не знаем, а потому поступай с ним по своему усмотрению.
Получив ответ, Хасан призвал к себе св. страдальца и еще раз начал ему предлагать отречься Христа, но видя его твердость и пренебрежение ко всем предлагаемым им почестям, приказал отвести его обратно в темницу и там удушить. И таким образом доблестно скончал течение св. мученик Константин и святая его душа, очищенная своей кровью, чистой отошла в руки Божии 14 ноября 1800 г., в пять часов ночи, для принятия от Него мученического венца. Тело же его с подобающей честью христиане невозбранно взяли из темницы и погребли в храме Пресвятой Богородицы в Варусионе. При погребении св. мощей преблагий Бог прославил Своего угодника чудесами, так что больные, страдавшие различными болезнями, от прикосновения к ним получали исцеление.
Вскоре после мученической кончины мать св. Константина, узнав, что сын ее с честью пострадал за исповедание имени Иисуса Христа и что честные его мощи погребены в Родосе, пожелала перенести оные в свое отечество, что, при содействии упомянутого капитана Георгия, невозбранно было ей дозволено.
При перенесении св. мощей тоже совершилось много чудес. Из числа оных приведем здесь следующее: один родосский христианин вследствие поражения молнией лишился слуха, голоса и был не в своем уме, но когда подвели его к мощам св. мученика и он облобызал оные, тотчас стал здрав. Также получил исцеление и другой несчастный, который три года страдал от мучившего его беса, бегая от людей и скитаясь по горам нагой и босой. К этому несчастному лишь только приблизили св. мощи мученика, бес тотчас вышел из него, и он велегласно стал славить Бога и благодарить святого Его угодника[320].
Так Бог благоволил прославить страдавшего за Него и посрамить мучителей. Аминь.


17 НОЯБРЯ
Память преподобного Геннадия Ватопедского[321]
Преподобный отец наш Геннадий в славной обители Ватопедской проходил должность дохиара и во время своей службы удостоился видеть следующее чудо: в некий год во время его служения случился недостаток в масле, так что в запасе оставался уже только один сосуд с ним. Преподобный, желая сохранить эти остатки для церковных лампад, не стал более давать масла братии. Но игумен обители, твердо уповая на помощь Богоматери, имени Которой посвящена обитель, велел ему отпускать масло. Дохиар повиновался воле своего игумена. Однажды, когда святой Геннадий вошел в дохиарную в чаянии найти бывший с маслом сосуд пустым, увидел его полным, так что масло даже переливалось через край сосуда и текло вон из дверей дохиарной. Тогда все прославили Бога и Пресвятую Богородицу, так матерински заботящуюся о Своих рабах, и от души возблагодарили Ее пред Ее святой иконой, в то время там, в дохиарной, стоявшею. (Икона сия и теперь находится в дохиарной).
 
22 НОЯБРЯ
Память святителя Каллиста II-го, патриарха Константинопольского[322]
Святой патриарх Каллист II-й носил название Ксанфопула. Сначала он подвизался в монастыре Ксанфопулов, находившемся, по Мелетию (Istoria Ekklhsiastikh, том 3, стр. 203), на святой Горе Афонской[323], потом, в 1397 году, восшел на престол патриаршеский и святительствовал при Мануиле Палеологе. Оставив же патриархию константинопольскую, как пишет современник его Симеон Солунский (гл. 295), он нашел единомысленного с собой Игнатия, называвшегося тоже Ксанфопулом и бывшего из одного с ним города: тесно соединившись, они жили так, как бы у них была одна душа в двух телах. Духовно, богомудро и весьма высоко любомудрствовали они об умной молитве в ста главах – изложив совершенный о ней разум в совершенном числе. Главы эти помещены в книге, известной под названием «Добротолюбие» (в нашем славян. издании – часть 2). Потом о Каллисте и Игнатии говорит еще Симеон Солунский (там же), что они получили Божественное осияние, как апостолы на горе, и что при излиянии благодати не только в сердца их, но даже и на лица казались блистающими солнцевидно, подобно Стефану или великому Моисею (об этом Каллисте см. у Мелетия, том 3, стр. 239)[324]

 
Комментарии
Комментарии не найдены ...
Добавить комментарий:
* Имя:
* Сообщение [ T ]:
 
   * Перепишите цифры с картинки
 
Подписка на новости и обновления
* Ваше имя:
* Ваш email:
Последние обновления на портале
Монах Симеон Афонский
Написать икону на Афоне
Виноградная Лоза Симеона Мироточивого, Афон, Хиландар
Честной пояс Богоматери
Заказать поминание на Афоне
Конкурс на лучшую фотографию Святой Горы Афон
Афон, И.А. Гарднер, Впечатления и воспоминания - I
Святая Гора Афон, И.А. Гарднер, Воспоминания - II
Высказывания католиков об Афоне. Божья Гора. Амарандо Сантарелли
Паисий Святогорец
Афонский патерик или Жизнеописания святых на Святой Афонской Горе просиявших
Афонский спецназ. Старец Ипполит (Халин)
Паисий Святогорец. Житие (ВИДЕО) Часть I
«Лучшее стихотворение об Афоне»
Паисий Святогорец. Житие (ВИДЕО) Часть II
Паисий Святогорец. Житие - III часть
Паисий Святогорец. Житие (ВИДЕО) - IV часть
Паисий Святогорец. Житие (ВИДЕО) Часть V
Филофей Коккин Житие Саввы Нового - Часть I
Филофей Коккин Житие Саввы Нового Часть II
Паисий Святогорец Отношение к электронным паспортам
Порфирий Кавсокаливит об антихристе и электронных паспортах
Старец Порфирий Кавсокаливит (Баирактарис)
Павле Рак Приближения к Афону (Одно из лучших описаний!)
Порфирий Кавсокаливит, Часть I
Порфирий Кавсокаливит Поучения Часть II
Сергий Веснин
Афон 1844 Письма святогорца Часть I
Афон 1845 Письма святогорца Часть II
Афон 1846 Письма святогорца Часть III
Афон 1847 Письма святогорца Часть IV
Афон 1848 Письма святогорца Часть V
Афон 1849 Письма святогорца Часть VI
Неизвестные страницы истории
Герасим Менайас
Афон фото
Василий (Григорович-Барский) Странствования
Лучшие фотографии Афона
Житие Илариона - Грузина
Афон: вчера и сегодня
Порфирий (Успенский)
Силуан Афонский
Сергей Соловьёв
Athos
Ученым
История России
Святая Гора XVIII - XX Исторический контекст эпохи
Отзывы о книгах
Анонсы книг
Русский Афон
Нил Сорский
Паисий Величковский
Русские старцы об Афоне
Святые Афона
Старцы Афона
Форум портала Афон
Крест
Сладкое Лобзание
Достойно Есть
Иверская Икона Вратарница Афона
Скоропослушница
Всецарица
Троеручница
Млекопитательница
Страшное Предстательство
Отрада Утешение
Экономисса
Одигитрия
Целителя Пантелеймона
Праведной Анны
Николая Чудотворца
Николы
Икона Георгия Победоносца
Икона Богоматери Милующая
Акафист и икона Божией Матери Игумении Горы Афонской
Икона Богородицы Ктиторская
Богоматерь
Богородица Елеоточивая
Икона Божьей Матери Иерусалимская
Пресвятая Богородица Герондисса
Икона Св. Иоанна Предтечи
Акафистная
Икона апостолов Петра и Павла
Икона Богородицы Мироточивая
Монреальская Иверская икона
Икона Богородицы Одигитрия
Икона вмч. Георгия
Икона Преображения Господня
Афанасий Афонский житие икона
Тихвинская икона
Живоносный Источник
Иерусалимская
Икона великомуче­ника Георгия Зограф
Богоматерь Скорбящая
Мати Молебница
Святыни Афона
Акафист
Матрона Московская
Гавриил Зырянов Икона Акафист
Жития
Русские монастыри скиты
Тайны Афона
Новый Афон
Соловки
Валаам
Троице Сергиев Лавра
Киево-Печерская Лавра
Иеромонах Симон "Тихие песни уединения"
Иером. Серафим (Захаров). Живое предание Афона
Фильм: Игумен архимандрит Евлогий (Иванов)
Закончена публикация писем Сергия Веснина, это, без сомнения, лучшее описание Святой Горы Афон. Мы закончили публиковать Житие старца Паисия Паисий Святогорец Житие. В историческом разделе начата публикация истории строительства Новоафонского монастыря: Новый Афон монастырь в Абхазии на Новом Афоне.

Свобода - это | Свобода | Дверь, которая нарисована на стене | Свобода в Любви | Как стать свободным | Вкус Свободы | Умереть за Любовь| Скорби | Необходимое и лишнее | Нечистая совесть | Окаменевшее сердце | Смерть | Жизнь | Союз двух сердец | Истинная Любовь | Высшая форма Любви | Преданность и верность | Труд сердцем | Прямота и честность | Стойкость и решимость | Умение любить | Верность | Деньги | Богатство | Духовное здоровье | Человек – это | Ум и разум | Ум | Предательство| Улица детства | Язык Любви | Стихи о Любви | Вечная Любовь | Суть Любви | Любовь и правда | Правда| Молитвы| Любовь и страсть | Любовь и жизнь | Цельная Любовь | Здоровье души| Смирение и помыслы| Истинное смирение| Смирение и ум| Смирение и страх| Смирение и мир| Преданность| Катунакия | Каруля | Керасья | Келия Провата | Скит Малая Анна | ... и многие другие тайные тропы Святой Горы...

Монастыри Афона
Великая Лавра Афанасия | Ватопед | Ивирон
Хилaндар | Дионисиат | Кутлумуш | Пантократор
Ксиропотам | Зограф | Дохиар | Каракал | Филофей
Симонопетра | Агиа Павла | Ставроникита | Ксенофонт
Григориат | Эсфигмен | Пантелеимонов | Констамонит

Русские обители Афона| Пантелеимонов монастырь | Старый Русик | Андреевский скит | Ильинский скит | Скит Новая Фиваида | Создание скита Новая Фиваида | Крумница | История скита Крумница | Ксилургу
Пока мы не решились на Добро, стяжание его представляется трудным, но как только мы решимся, трудности отступают. (Монах Симеон Афонский, из устных поучений)

Афон статистика ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru
Создание и разработка сайта - веб-студия Vinchi & Илья

При копировании или цитировании текста и фотографий необходимо давать
активную ссылку http://www.isihazm.ru

(В связи с вопросами наших читателей оповещаем, что Монах Симеон Афонский ни в интернете, ни в каких сайтах участие не принимает. Он пребывает в затворе, не принимает посетителей, не имеет страниц в соц.сетях. С Богом!)

Монастырь Дивеево