Андрею
Мцра
Даже в июле не тают льды
На матовой сини озер.
Когда до них доберешься ты,
Одолев бастионы гор.
Вода этих чаш чиста, холодна,
И где-то, на самом краю,
Блестит расплавленный слиток дня,
Обжигая душу твою.
А склон перевала,горяч и сух,
В шафранной ржавчине скал.
И ты не знаешь, что делать вдруг
С тем счастьем, что ты отыскал.
Июль 1992 г.
О. Панкратию
Чего же проще,
Где когда-то бывали и мы?
У дома - роща,
А за рощей - холмы и холмы.
В холмах нарциссы,
Тамариск да песок...
Зачем мне снится
Так часто Восток?
Река Хингоу,
Словно ягода тута сладка.
Ну что ж такого,
Что дорога к тебе далека?
Пиала чаю
В придорожной простой чайхане,
Теперь я знаю,
Отчего ты так памятна мне.
Я помню точно
Дом и сад с деревцами хурмы,
Направо - роща,
А за рощей — холмы и холмы.
В холмах нарциссы,
Тамариск да песок
Опять мне снится
Любимый Восток!
Июль 1992 г.
Далёко от обители
Есть горная долина.
Моли о мне Спасителя,
Мария Магдалина.
А в той долине — келлия,
Одна в глуши ущелия.
В окошке — лес да вороны
На все четыре стороны.
В той келлии, в орешнике,
Томит меня кручина.
Молись о мне, о грешнике,
Святая Магдалина
Быть может, той долиною
Я лягу под рябиною,
А прах растащат вороны
На все четыре стороны.
Октябрь 1992 г.
Я стою на пустынном шоссе.
Страшен города темный лик.
Если б знал я звериный язык,
То ушел бы один по росе.
Беспредельность — всего лишь горсть
Золотого песка пустынь.
В этом городе я лишь гость,
Не признавший его святынь.
Февраль 1993 г.
По лесам и свистят, и бормочут.
Горько пахнет весенний настой.
Кто-то сладко поет дни и ночи,
Запрокинувшись вверх головой.
Горизонт в голубые полоски
Ярким оком косится вприщур.
Затихают во мне отголоски
Белым снегом осыпанных бурь.
По протокам с орешником вислым
Я пройду, не оставив следа.
Иисусе, отныне и присно
Полюбил я Тебя навсегда!
И под вербой, в проталинах сочных,
Тонкий пух на ветвях теребя,
Твое имя, Христе, днем и ночью
Я читаю и плачу, любя!
Март 1993 г.
Вновь пыльцу отряхает ольха, не скупясь.
Над обрывом она улетает, клубясь.
Я беду ожидал, засидясь допоздна,
И заснул, утомясь, у ночного окна.
Прокричала беда невидимкой-совой.
Я остался сидеть пред зажженной свечой.
И запомнилось мне, как, светла и тиха,
Над обрывом пыльцу отряхает ольха.
Март 1993 г.
|
