 |
Райнер Мария Рильке. Люди были такими тихими, что песни могли спать в их сердцах
Замечательный рассказ о Православном Предании, истории которая, несмотря на усилия ученых уничтожить недоступное им, оставалась в том или ином сердце, где тепло... За последние годы сознание людей столь стремительно изменилось, что очевидные вещи для них неприемлемы. Что же, те, кто умирают, хватаются за формальное, а те, кто рождаются в Жизнь, ищут, где тепло... - Святая Гора Афон
Какое это все же удовольствие — рассказывать парализованному! На здоровых людей надежда плохая: ведь они видят вещи то с одной, то с другой стороны, и если удастся провести с ними какой-нибудь час так, что они находятся справа от тебя, они вдруг могут ответить слева, и это только потому, что им придет в голову, что так оно вежливее или доказывает более тонкое воспитание. С больным этого нечего опасаться. Его неподвижность делает его похожим на вещи, с которыми он действительно интимно связан, можно сказать, делает его самого одной из вещей, стоящей, однако, выше других, вещью, которая вслушивается не только своим молчанием, но и своими редкими, тихими словами, своими нежными, благоговейными чувствами.
Больше всего я люблю рассказывать моему другу Эвальду. И я очень обрадовался, когда он окликнул меня со своего обычного места у окна. — «Я хочу кое-что спросить у вас».
Я быстро подошел к нему и поздоровался. «Откуда эта история, которую вы мне недавно рассказали? — спросил он. — Из книги?» — «Да», — ответил я печально. «Ученые погребли ее там, когда она умерла, но это случилось недавно. Еще сто лет назад она жила, совсем беззаботно, на многих устах. Но эти тяжеловесные слова, что сейчас употребляют люди, слова, которые не поются, были чужды ей и лишали ее одних уст за другими, так что она, сокращенная и обедненная, доживала свой век на немногих пересохших губах, как в захудалом вдовьем именье. Там она и умерла, не оставив после себя наследников, и была похоронена, как я уже сказал, со всеми почестями в какой-то книге, где уже лежали ее родственники».
«И она была очень стара, когда умерла?» — опросил мой друг, войдя в тон. «От четырехсот до пятисот лет», — сообщил я. «Некоторые из ее родственников достигали гораздо более почтенного возраста». — «Как, ни разу не найдя покоя в книге?» — изумился Эвальд. «Насколько мне известно, они все время переходили из уст в уста». — «И никогда не отдыхали?» — «Не совсем так. Исходя из уст певца они время от времени оставались в том или ином сердце, где тепло и темно». — «Разве люди когда-нибудь были столь тихими, чтобы песни могли почивать в их сердцах?» — Эвальд выглядел весьма недоверчивым. «По-видимому, так именно и было. Утверждают, что в те времена говорили меньше, танцевали медленно нарастающие танцы, в которых было нечто баюкающее, и, главное, люди не смеялись так громко, как это часто бывает теперь, несмотря на всеобщую высокую культуру».
Перевод Р-М Рильке с немецкого Е. А. Огневой
|