Пещера невидимых старцев

(Записки святогорца, пожелавшего остаться неизвестным)

Часть 4

"Может быть, мне не нужно было становиться рыбаком, - думал он. - Но ведь для

этого я родился…" (Эрнест Хемингуэй)

Снова гигатская тень Горы треугольником покрывает море…

День подошел к концу. Снова гигатская тень Горы треугольником покрывает море…

За этот день лицо сгорело так, что к нему невозможно притронуться. Ведь на вершине солнечная радиация гораздо выше. 

Закат в горах. Кто его не воспевал?! Но подходящих слов так никто и не нашел.

Я это знал, готовился,  но забыл…  Крем так и остался лежать в кармане, теперь он не поможет. За каждую невнимательность в горах приходится жестоко расплачиваться...

Ночью страшный ураган налетел на гору...

Тем не менее, ночью меня ждал еще один сюрприз. – Страшный ураган налетел на гору. Такого ветра я не помню. На моей высоте оставаться было немыслимо. Принимаю решение возвращаться. В полночь пришлось собраться и начать спуск. Это означало, что снова мой поход окончился неудачей… Пора, начинаю спускаться в темную бездну. Вспомнился Эрнест Хемингуэй:

«… - Пора! - сказал он вслух и, сильно дернув обеими руками лесу, выбрал около

ярда, а потом стал дергать ее снова и снова, подтягивая бечеву поочередно то

одной, то другой рукой и напрягая при каждом рывке всю силу рук и тела.

Но ничего не получалось. Рыба медленно уходила прочь, и старик не мог приблизить

ее к себе ни на дюйм. … Другие наживки

всё еще были закинуты в море, но старик ничего не мог с этим поделать…»

Днем я ориентировался по храму Панагии, когда искал место моего «лагеря». Ночью, не видя Панагии, я сразу сбился с курса и принял много южнее… Дело в том, что спуск здесь был лучше. Здесь меньше каменных осыпей. Так, выбирая скалы и обходя каменные осыпи и сосны, продолжаю спуск уже час. Это самое тяжелое место. Здесь нужна крайняя собранность. Девственные скалы могут хранить любые сюрпризы…

Здесь меньше каменных осыпей...

По времени уже два раза я должен был бы достигнуть Панагии…  Значит, маршрут уклонился далеко на юг. Впрочем, это мне по пути. Отклонение на юг  срезает большой отрезок тропы в самом неудобном месте. Скоро я выйду на тропу, идущую от Панагии, тогда будет легче. 

 

 

Кажется, что спуск продолжается бесконечно, я уже не понимаю – где точно нахожусь, только по известным мне одному ориентирам (сухим деревьям) точно определяю расстояние до тропы: нет – не скоро, все еще далеко… Вдруг – что это?! Фонарик упирается прямо в огромную пещеру…

Замираю в изумлении. Вот это да! В это место, действительно, нормальный человек никогда не попадет. Защита – что надо! Само место вызывает восторг. Большая пещера образована огромной скалой, нависшей над углублением. Вход пещеры направлен на юг, то есть снизу его не увидеть. А на юге… скала и за ней - пропасть.

Зная многие пещеры Афона, даже не могу предположить – с чем же ее сравнить. Наверное, с пещерой прп. Симона в монастыре Симонопетра. Но эта – немного больше и удобней.  Кажется, старик, о котором писал Эрнест Хемингуэй, сопровождает меня:

"…Ее судьба была оставаться в темной глубине океана, вдали от всяческих ловушек,

приманок и людского коварства. Моя судьба была отправиться за ней в одиночку и

найти ее там, куда не проникал ни один человек. Ни один человек на свете... Теперь

мы связаны друг с другом с самого полудня. И некому помочь ни ей, ни мне".

 - "Может быть, мне не нужно было становиться рыбаком, - думал он. - Но ведь для

этого я родился…"

Захожу внутрь. Сразу удивительный мир опускается на душу. Ах, как это знакомо! Тот, кто жил здесь раньше передает мне часть своей жизни, а я передам ему часть моей. Сажусь молиться. Ночь. Страшный ветер, в нескольких метрах от меня гнущий сосны. Время исчезло. Мы вдвоем. Это один из самых откровенных разговоров в моей жизни.

Вот подобие кресла из камней...

- Кто ты, брат? Впрочем, можешь не рассказывать. Я все вижу… Дореволюционный котелок лежит в углу.  Истлевший крест, сколоченный из двух каштановых палок двумя коваными гвоздями, позапрошлого века. Гвозди ты аккуратно загнул. Эти два гвоздя – единственное украшение твоей пещеры.

Истлевший крест, сколоченный из двух каштановых палок двумя коваными гвоздями....

Дальняя стена пещеры - ровная и гладка, с красивыми узорами на камне. Это напоминает пещеры Нио во Франции... - что-то уютное родное и в то же время бесконечно далекое... А узоры напоминают доисторические росписи... Ровный гладкий потолок, из единой цельной плиты, по нему ползают скорпионы. Вот тайник. Здесь ты хранил Евангелие. И я бы положил его сюда. Вот небольшой лаз, в который человек мог залезть, свернувшись в комочек. Здесь ты прятался во время леденящего зимнего ветра. Я не залезу сюда, на мне слишком много одежды.

А узоры напиманают доисторические росписи...

Вот подобие кресла из камней. Здесь ты молился, глядя на скорпионов, спешащих по своим делам в полуметре от твоего лица. Теперь я смотрю на них… И ты наблюдал за ними и удивлялся их ночной торопливости. Может, к тебе приходили греться змеи? Или заркави? – Это небольшие горные лани, которые встретили меня перед входом в пещеру… Так это они к тебе приходили?!

Даже сейчас, вспоминая это, слезы наворачиваются на глаза. Ох, брат! Я не знаю тебя, но я знаю, о чем болела твоя душа, - моя душа болит о том же.  Может быть, это - ты молишься рялом со мной?!  Тогда скажи... Успел ли ты очиститься? Открылась ли тебе Новая Жизнь? – Да ты это успел. Ты постиг. Тебе открылось! Мир этой пещеры – это твой мир. А теперь моя очередь пройти по стопам Христа…

 

Вероятно, я никогда больше не найду твою пещеру, тем более днем...

Вероятно, я никогда больше не найду твою пещеру, тем более днем, но это и не важно. Важно то, что теперь я точно знаю: ты – не легенда. Ты - живой человек, хотя, скорее всего, тебя никто никогда не называл по имени. Да и зачем тебе имя, когда ты стал Христом, Его живой частью? Наш разговор я никогда не забуду…  Я вижу тропу, по которой ты прошел, и мне будет легче идти по ней. Хотя я и так не боюсь и пойду до конца. Но раньше мне приходилось вслепую ломиться через бурелом колючек, а теперь я вижу твои следы. Теперь мы будем идти вместе…

 

Да и зачем тебе имя, когда ты стал Христом, Его живой частью?

Почему-то вспомнились слова Симеона Афонского:

Ему мы, горячась,

Расскажем обо всем:

Как трудно на земле

И верим, и живем,

Как много нужно

Сделать и решить,

Как нам приходится,

Без устали, спешить...

Он кротко слушает,

Качая головой,

Не поднимая глаз

От Библии святой...

Мы говорим,

Мы жаждем

Рассказать,

Как трудно нам

Слова его понять,

Как быстро пролетают

Дни за днями,

Как важно то,

Чтоб он всегда

Был с нами...

И тихо Старец

Взор подъемлет

Свой:

«Пойми, сынок,

Ведь я всегда

С тобой...»