И я предпринял путешествие, и достиг Молдавии и великой обите­ли Нямецкой.

Здесь я увидел великаго старца архимандрита, отца Паисия, и святолепныя его седины, и Богом собранное его вели­кое полчище. Его учеников уже было около тысящи. И я при­пал к стопам его, и начал его просить, да приимет меня в свою святую обитель, и причислит к своему стаду. Он же с лю­бовию принял меня, и причислив в братство, дал мне келию, назначил послушание, и препоручил меня духовнику.

 Он всех приходивших и желавших с ним жить принимал, хотя стар­шие некие из братии и скорбели, ибо терпели недостатки те­лесных потреб; но он завсегда говаривал братии: "Аз грядуща-го ко мне не изжену вон; прибыл брат, прибыла и молитва. Пошлет Бог и на него пищу". И я грешный начал жить в том богособранном его стаде, и наслаждаться его богомудренны-ми наставлениями, и утешаться, смотря на его благолепный седины.

Старец Паисий всех учил, всех утешал, всем с отеческою любонию наказывал не разрушать общежития, иметь совер­шенное послушание и смирение, отсекать свою волю, и вну­шал, чтобы все повиновались един другому, и почитали един другого земным поклоном, чтобы всякий имел ступание крот­ко, руце согбенне к персям, главу наклоненну, очи потуплены в землю, сердце горе* к Богу, а ум в безпрестанной Иисусовой мо­литве; и чтобы во всех была любовь нелицемерная. А наипаче старался во всяком посеять и углубить божественное семя, сер­дечное делание, умную и безпрестанную молитву Иисусову.

И была тогда Нямецкая обитель яко рай, Богом насажденный: все во единомыслии и любви работали Господу своему; было со­вершенное общежитие и любовь во всех, и была во всех яко единая душа; всяк проходил свое послушание со смирением, без роптания, все с любовию взирали на пастыря своего и предводителя, и утешались его лицезрением и беседою, и его святолепными сединами: ибо он всем был образ и пример сво­ею смиренною жизнию. Но сколько он был смирен и кроток, столько был и строг: за малое какое-либо безчиние строго взы­скивал.

В одно время шел по монастырю один послушник, и неблагочинно руками размахивал, и очами семо и овамо ози­рался. Старец Паисий смотрел в окно, и посторонних спросил: "Какого духовника этот послушник?" Они ему сказали. Он же призвал духовника, и сделал ему строгий выговор, и сказал: Так ли ты наставляешь учеников своих?

Они безчинствуют и соблазняют братию. Монах должен быть во всем монах: ступание кротко, руце к персям, очи в землю, главу наклонну, каждому встречаю­щемуся делать поклонение, иеромонаху или монаху - до зем­ли, равному себе - в пояс. Ты скажешь, что он еще не монах; но кто живет в монастыре, пострижен ли или не пострижен, все должны наблюдать монашество, и брать со старших пример. За это обоим вам с учеником даю канон - три дня в трапезе тво­рить поклоны, да и прочие накажутся не делать безчинства".

Еще он строго наблюдал, чтобы крестились правильно: кто не­истово, или с небрежением, изображал крестное знамение на лице своем, того весьма строго наказывал, и всегда говаривал:

"Кто неистово изображает крестное знамение, того маханию беси радуются". Такожде наблюдал великое благочиние и в церкви: всегда сам обходил всю братию, чтобы все стояли чин­но, со страхом и трепетом, и наблюдали все поклоны, а наипа­че на клиросах и за чтецами, чтобы ни единаго поклона не опустили: на Святый Боже, на приидите поклонимся и на ал-лилуш И весь чин и устав и напевы содержал Святая Горы Афонския. Табак строго запрещал употреблять; а кто не ис­правлялся, того из монастыря выгонял. Ересей и расколов столько опасался, что всех обращающихся, как от раскола, так и от западных латинских ересей, крестил, что и до ныне содер­жит молдавская Церковь.

Явную он показал ревность по благо­честию тем, что когда он жил с братнею в монастыре Драго-мирне, и после военных времен отшел его монастырь вместе с Буковиною под австрийское владение, то он оставил монас­тырь свой со всеми богатствами, движимыми и недвижимыми, и перешел в Молдавию, и сказал своей братии.- "Отцы и братия, кто хощет послушать и последовать своему старцу, грешному Паисию, тот да грядет со мною, а оставаться в Драгомирне бла­гословения никому не даю*, ибо в еретическом дворе жить, ере­сей убежать не возможно. Папа Римский яко лев рыщет и по другим царствам, и ищет кого, поглотити; не дает покою и в ту­рецком царстве, и всегда смущает и оскорбляет Святую Восточ­ную Церковь, а кольми паче в австрийском владении он живых поглотит".

И та ко со всем своим стадом ушел в Молдавию. Мол­давский Господарь, видя его ревность по благочестию, дал ему вместо одного два монастыря: 1-й - Секул во имя Иоанна Пред­течи, а потом и Нямец во имя Вознесения Господня. Старец Па­исий всегда поучал братию блюстися ересей и расколов, во всем повиноваться святейшим Восточным Вселенским Патри­архам, и почитать ревнителей по благочестию: святейшаго Фотия Патриарха Константинопольскаго и блаженнаго Марка митрополита Ефесскаго, подвизавшихся против папы Римска-го. Но я не много наслаждался его медоточнаго учения, только два года; и не сподобился постричься от него в полное мона­шество, а сделан от него только рясофорным.

Потом все вдруг приуныли и заскорбели, услышавши, что Старец Паисий болен; все сде­лалось мрачно и печально. Вскоре всем дана была повестка, чтобы все были к Литургии. И все слетелись, яко орлы, так что не могла вместить церковь. Вот идет и старец, поддерживае­мый двумя духовниками. Все братия возрадовались, увидавши его святолепныя седины, и все поклонились ему до земли; он же прошел прямо в алтарь, и во время причастия приступил к Божественней трапезе, и причастился Святых Тайн Тела и Кро­ви Христовой. По Литургии встал на свою кафедру, и всем по­велел подходить под благословение: со всеми простился, и по­шел в келию свою, и уже никого более к себе не принимал. Чрез мало дней услыхали плачевную весть, что скончался ста­рец.

 Послышались плач и рыдание братий, яко лишилися сво­его старца, отца и наставника. После трех дней похоронили его в соборной церкви Вознесения Господня, и остались сиро­тами. Потом по совету всей братии избрали друга го начальни­ка, единаго от учеников его, духовника Софрония, который по­стриг меня в мантию.

А дальше все было как всегда:

Года через два начали изменяться отца Паисия общежительные уставы и правила, и от того сделалось в монастыре смущение, чрез что наших русских семьдесят че­ловек ушли в Россию; в числе их был знаменитый старец отец Феодор, о котором я слышал, что он претерпел много скорбен, и скончался в монастыре Александра Свирскаго.

Я же грешный пошел во Святую Афонскую Гору, чая там возрастить Божественное семя, которое посеял во мне старец Паисий. И дойдя по морю благополучно, вселился там в пус­тынной келий, на месте, называемом Лак, и прожил там почти два года; пропитывался от рукоделия, работал ложечки. Потом наступили смутиыя времена, настали войны, пришли разбой­ники на Святую Гору, и начали творить много пакости. Я окаян­ный не мог терпеть, и паки по морю возвратился в Молдавию, в свою обитель.

Рукополжение Парфения

Но вкусив пустыннаго, сладкаго паче меда, безмолвия, ис­просил себе келию вне монастыря. Отец архимандрит с духов­ником хотели меня хиротонисать во иеродиакона. Но я боялся принять сей сан, дабы не отучиться мне от умной и безмолв­ной молитвы; просил оставить меня на безмолвии, но они уси­ливались меня принудить. Я, видя их намерение, отсек себе перст десныя руки, и от того часа оставили меня, и прозвали "безпалым".

И начал я жить в безмолвной келий и проходить некоторыя монастырския послушания, и часто посещал одно­го пустынножителя схимонаха Платона, ученика старца Паи­сия, и наслаждался с ним духовными беседами.

И прожил в той келий пять лет. Но наскучила мне молва, бываемая на послуша­нии, и начал во мне угасать светильник Божественнаго света. Тогда начал я просить архимандрита, да отпустит и уволит ме­ня в глубочайшую пустыню, - в Покровский скит, к отцу Пла­тону. Он же отказал, говоря: "Ежели мне вас таких молодых от­пускать в пустыню, то некому ходить и на послушание"…

Аз же изъидох плачася, и начал со скорбию помышлятн: какое я собрал богатство во Святой Горе Афонской, - здесь все расточил! Пойду паки в Святую Гору, и там скончаю живот мой. И пошел к отцу Платону, и открыл ему свой помысл. Он же ска­зал мне: "Иди во Святую Гору, и еще поживи там, да паки при­ходи сюда; и здесь уже тебя успокоют. И тогда будем жить вме­сте, и похоронишь грешное мое тело; а хотя бы и желал остать­ся там до смерти, но по неволе выйдешь…

Я поклонился ему, и пошел к архимандриту, и начал его просить, да отпустит меня паки во Святую Гору  Афон, и сказал ему, что теперь время утихло: а я и тогда оттуда вышел за смущение. Он же с любовию отпустил меня. И я отправился в путь паки по морю, чрез Кон­стантинополь; паки достиг во Святую Гору Афонскую; паки все­лился в пустынную келию: паки начал ложечки работать, и без­молвие проходить, и много радовался и веселился, яко паки сподобился достигнуть тихаго и небурнаго пристанища, Свя­тая Горы Афонския.